– Сколько ему лет? Помнится, он почти мамин ровесник. Значит, около сорока. А с виду моложе. Кроме того, в движениях нет солидности, которая предполагается по статусу. Все-таки большой начальник не имеет права выглядеть, словно работает тренером по теннису, – размышляла я.
В зарешеченной звериной хрущевке по бетонному полу метался попорченный неволей кудлатый волк. У которого были явные проблемы с лапой. Посетители быстро отшатывались от зрелища нелицеприятной язвы, чтоб поспешить к более пушистым и здоровым зверям. Коловорот сочувственно следил за монотонными передвижениями хищника особенным завораживающим взглядом. Словно переговаривался. Волк делал три ходки вдоль решетки, бросал на зрителя угрюмый желтый взор и снова повторял пробежку.
– Умница, – сказал неизвестно кому Коловорот.
Волк подмигнул. Или мне показалось.
– Ну. И что мы тут стоим?
До моего сознания не сразу дошло, что обращение относится ко мне.
– По моим сведениям, кое-кто сейчас наслаждается видами на запущенное средневековье.
Волк потерял к нам всякий интерес, превратившись в заводную мумию самого себя. Больно ему. И простора нет. Вот и мучается.
– Надеюсь, вы маме ничего не скажете, – робко предположила я, одергивая легкомысленный сарафанчик.
– Не факт.
Начало разговора получалось не слишком обнадеживающим и требовало срочного исправления.
– Я вас очень прошу, не говорите ничего.
Лицо Коловорота почти не изменилось, только стало чуть насмешливым, словно ему показалась забавной моя просьба.
– Пойдем, я еще не был у льва. Если умеючи зацепить его взглядом, то можно получить массу удовольствия.
Меня увлекли, ненавязчиво приобнимая за вспотевшее плечо. Народ бубнил, выражая дежурное восхищение разноцветной живностью и вовсю работая фотоаппаратами. Благо большинство экспонатов не пытались скрыться. Обмякнув от подступающей жары. Валялись, высунув языки.
Из приоткрытой двери большого павильона истошно визжали дети и макаки, выражая тем самым восторг друг от друга. Не испытывая симпатий к карикатурному облику человекообразных, я категорично отвергла предложение заглянуть внутрь. Нелюбовь к обезьянам у меня стойкая, примерно такая же, как к Дарвину, который заподозрил нас в кровном родстве. Могу поверить в единого предка типа виверровых, но не в абсурдное братство с этими красножопыми скалозубами.
Коловорот со свойственным ему ехидством взял меня за подбородок, повернул голову так и этак, приговаривая соболезнования:
– Небольшая пластическая операция – и в клетку. Неужели ты не видишь их красоты?
– А ты моей?
– Мы уже на «ты»? Ну-ну.
– Извините. Вы почти старый. Могу и на «вы». Только при чем тут обезьяны?
– При том. Мы все на них похожи. Только у тебя прическа на порядок лучше. Никогда не стриги волосы. Женщина без длинных волос – хуже шимпанзе.
– Значит, что-то красивое вы во мне заметили.
– Красивое в тебе – сарафан. Длинные волосы – банальная необходимость. Без них на тебя ни один стоящий мужик не западет.
– А мама стриженная, – парировала я, надеясь, что сейчас он выдаст свою привязанность к маме, но ошиблась.
– Так я про это и толкую. Назвать твоего батяню настоящим мужиком можно только в горячечном бреду.
По пути ко льву мы увидели много чего неприятного. Например, выяснилось, что необычно теплая зима угробила нескольких бурых медведей. Вместо одного из почивших в освободившуюся клетку поместили медведя белого. Который стоически переносил вынужденное заточение, распластавшись на прохладном полу. Интересного в нем ничего не было, кроме куцего хвоста, который я давно хотела рассмотреть вблизи. Смешной хвост.
Следующей оказалась клетка с пройдошистым бурым медведем, который собрал вокруг себя толпу, бросающую в него снедью, вопреки категорическому запрету.
– Написали для дураков – не кормить. Знаешь, почему у нас слонов нет? Какая-то гнида ради эксперимента угостила слоненка булочкой. А в ней – колотое стекло. Хотя, может, это легенда. Скорее всего, булочка была начинена чем-то попрочнее. Например, скальпелями. Или тротилом. Цари природы бывают крайне изобретательны. Особенно когда им требуется доказать собратьям меньшим свою офигенную царственность.
Медведь оглушительно вонял и клянчил подачки, выставляя требовательную лапу под прутьями. Его маленькие зоркие глазки сверкали отнюдь не добродушием.
Публика возгласами ободряла медвежьи выкрутасы, а мы, словно примерные родственники, шествовали лицезреть льва.
– Итак? – закуривая коричневую сигарету, спросил Коловорот.
Попав под влияние чужой властной силы, я несколько растерялась. Домашняя заготовка вылетела из головы. Теперь мое невразумительное мямленье даже у меня самой не вызывало никакого уважения. Коловорот приложил палец к губам, прервав мои излияния, метко запулил окурок в грязную урну и посоветовал помолчать. Его мучили сомнения. Либо забыть на время о моем существовании и встретиться со львом, либо вынудить меня четко и ясно изложить суть проблемы.
– Лев немного подождет. А теперь снова и по существу.
– Я хочу узнать, не замечали ли вы в поведении моей мамы ничего странного? – осторожно подбирая слова, начала я. – Вам не кажется подозрительной ее двойная жизнь? Быть может, она сошла с ума или занялась тайными опасными делами?
Сначала он сделал вид, будто хотел рассмеяться. Потом передумал. Наверное, сейчас врать будет.
– Все мамы на свете ведут двойную жизнь, оставаясь странными в глазах детей. Кроме того, сумасшествие – свойство нормальной человеческой натуры. А посещение общественного туалета, на мой взгляд, не менее тайное и опасное дело, чем, скажем, покупка йогурта.
– При чем тут йогурт?
– При том. Никто достоверно не знает, какое живое существо кроется за его непроницаемой упаковкой.
Рожа довольная. Наплел фигни какой-то и радуется.
Решив, что дал ответы на все мои вопросы, Коловорот развернулся, чтоб предстать перед долгожданным львом.
Раздосадованная, я плелась следом.
Вот и как прикажете со взрослыми разговаривать? Врут и не краснеют.
Потихоньку меня начало все раздражать. Особенно веселые дети с папами. Меня папа никуда не водил. Даже в поликлинику.
Я представляла себе львов как-то иначе. По телевизору они красивы и обладают роскошной гривой. В которую так и хочется запустить пальцы. На воле они полны сдержанного достоинства и буддистской невозмутимости.
Этот лев был явно другого сорта. Его шкура изобиловала множеством заплесневелых проплешин, а грива напоминала потертую швабру. Но Коловорота эти отталкивающие детали не взволновали.
– Смотри внимательно. Просто стой и смотри ему прямо в глаза. А как только поймаешь зрачок, не отрывайся, сколько вытерпишь. Лучше всего цепляйся за поручень.