– Голову ей уже и так забили, а насчет слушаться – это по твоей части. Мне пока не удалось найти с твоей дщерью общий язык. Ты не смущайся. Она хорошая девчушка, только чересчур резвая.
– Мне надо с Игорем встретиться! – отважно потребовала я.
– Да, действительно, существует еще проблема Игоря, – мрачно подтвердила мама.
– Поплачет. Забудет.
– Но ему тоже придется изображать некоторое время.
– Что изображать?
– Скорбь. Как это обычно бывает у людей, потерявших близкого человека.
Постепенно до меня стало доходить, что скорбеть придется по мне. И, похоже, немалое время. Представить себе сейчас разлуку длиной в год я не могла. Что такое год без Игоря? Вечность. И с кем он станет утешаться без меня? А где я в это время буду?
– Есть пара неплохих мест. Правда, не здесь, а гораздо дальше. Но я думаю, чего тебе волноваться? Он тебя любит? Значит, потерпит. Только ему придется сыграть роль несчастного возлюбленного по-честному.
– То есть вы скроете от него правду?
Вся кошмарность ситуации обрушилась на мою голову. И буквально придавила к земле.
– Мама, а может, ты бросишь эту работу? Ну, что тебе стоит?
Сознавая эгоистичность просьбы, я всматривалась ей в лицо. Напрасно надеясь, что она сейчас скажет: «Мне ничего надо. Я и так обойдусь. Главное, чтобы у тебя все было хорошо».
Коловорот сморщил лоб. Отчего его не слишком выразительные брови смогли познакомиться с короткой челкой.
Мама переминалась с ноги на ногу. Вместо слов одобрения она просто хотела сесть. Что и сделала. Скрестила руки, приподняла голову и наконец посмотрела на меня.
– Я не ждала неприятностей от тебя. От кого угодно, только не от тебя.
Неплохое начало для исповеди.
– Ты случайно не забыла, как мы жили? – тихо продолжила мама, перекладывая руки на колени, словно пай-девочка. – Я тебе не мешала. Ты жила своей жизнью и была довольна. Еще немного, и вы с Игорем должны были пожениться. Зажить своей жизнью, а я – своей.
Да, как ни крути, я во всем виновата.
– Ты стала той болевой точкой, через которую на меня можно надавить, – продолжала мама. – Впрочем, я не собираюсь тебе ничего объяснять. А моя работа… меня вполне устраивает. А вот ты – нет. Думаю, Николай все правильно решит. Свой долг я перед тобой выполнила. Родила, вырастила, что еще? Посвятить тебе всю свою жизнь? По-моему, оно того не стоит. А теперь оставь меня в покое.
Напутствие звучало как реквием. Коловорот неопределенно хмыкнул. Быть может, он тоже ожидал более прочувствованного прощания. Но на нет и суда нет. Насильно мил не будешь. Для мамы я отрезанный ломоть. Интересно, за что? Все мамы как мамы. Пекутся о своих отпрысках до глубокой пенсии. А у меня все не как у людей. За что, спрашивается? Чем я ей не угодила?
– Все. Сваливаем, – прервал Коловорот мои страдания.
– Нет. Не все! Ты почему меня не любишь? Я что – убогая? Или тебе хочется устроить приступ второй молодости, а я о возрасте напоминаю? Нечего было в семнадцать рожать!
– Уведи ее от греха подальше, – вяло приказала мама, отмахиваясь от меня как от назойливой мухи. – Ей не любовь нужна. Какой-то принципиальный эгоизм… Все для меня, а если что-то не по мне, то «меня бедную никто не любит, не жалеет». Запомни, пожалуйста, все, что тебе надо, – это научиться не цепляться за меня. Даже если очень хочется. Живи сама и дай жить другим.
Пока-пока, мама.
Чмок. Чмок.
Понятливый Коловорот вытеснил меня из комнаты. В которой, выпрямившись во весь рост, стояла моя мама. Всем своим видом выражая нежелание лицезреть меня ни за какие блага мира.
– Возьму и повешусь! Неужели тебе меня жалко не будет? – Не стоило этого говорить, но так хотелось разозлить ее напоследок.
Немного успокоенная тем, что последнее слово осталось за мной, я, зависая на крепкой руке Коловорота, оказалась у входной двери. Придерживая мою шею, чтоб не дай бог не выскользнула, этот гад аккуратно проверил, хорошо ли закрыл замок. И только потом выяснил, не кончился ли у меня кислород.
Проскрежетали засовы. Мама забаррикадировалась от нежданных гостей. Если бы не состояние придушенности, я бы выкрикнула пару-тройку прокламаций на тему «врагу не сдается наш гордый Варяг».
– Плохо пахнешь, – принюхавшись, констатировал Коловорот.
Пока меня перемещали с места на место, я прикидывала, есть ли шанс исхитриться и удрать к Игорю. Честно говоря, мне фиолетово, что эти взрослые напридумывали. Сами не правы, а я виновата. Вот если бы мама мне больше доверяла и рассказала всю свою историю, то я бы, может быть, и стала послушной дочкой. А если она не считает нужным объяснять – значит, и мне можно поступать как хочется.
Наручники отсекли последнюю надежду. Удирать, будучи пристегнутой к дверце машины, нереальная затея. Спрятав ключ в карман, Коловорот принялся насвистывать сквозь зубы веселенький немецкий мотивчик. Что-то про ландыши. Или про Карлмарксштадт. Жесткий профиль свистуна не располагал к задушевным разговорам.
Прослушав пару шедевров, я задумалась об Игоре. Он полюбил меня, когда я была веселая и не лысая. Он строил планы насчет нашего будущего. Не предполагая такого чудовищного развития событий. Он сам был не против, чтобы мы разведали мамины тайны. И с Карабасами он меня познакомил.
Кто-то внутри меня злобно пропищал: «Он во всем виноват! Если бы он тогда меня отговорил от шпионства, то жили бы мы сейчас припеваючи». Конечно, я не собиралась обвинять во всем Игоря. Если бы мне удалось сейчас с ним поговорить, он сразу бы придумал, что делать дальше.
– Пока будешь жить у меня. Волкам ты понравилась, но не надейся снова сбежать. Второй раз не получится.
– А как я сообщу Игорю, где я теперь нахожусь? Вы не можете так со мной поступить. Я живой человек!
– Пока, – мрачно уточнил Коловорот.
Применив все известные мне жалобные интонации, я битый час уговаривала Коловорота позволить мне поговорить с Игорем. Я подвывала, всхлипывала, пускала горючую слезу, но в ответ слышала только проклятые «ландыши».
– Он твоей матери два раза звонил, – нехотя процедил Коловорот. – Она ему сказала, что ты пока очень занята.
– И что?! – почти закричала я.
– У него аврал на работе.
С авралом мне не справиться. Если аврал, то для Игоря пока кроме работы ничего не существует. Но это – пока. Как только он освободится, то сразу примется меня искать.
Волки вели себя смирно. Видимо, их только что покормили. Особенно это было заметно по одному, который свалился на бок, счастливо переваривая пищу.
Мне отвели комнату на втором этаже. Невысоко, но побег отменялся по причине крепких оконных решеток. А сам говорил – волкам ты понравилась! Как же. Вон они бродят по двору, а мне даже нос наружу не высунуть. И не волки они вовсе – лают, как простые дворняги. Особенно если обнаруживают кота на заборе. Как кот забирается на насест, мне абсолютно не ясно. Разве что позаимствовал лестницу у охранника.