Ярмарка тщеславия | Страница: 221

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Они застали коллектора в его гостиной в бельэтаже. Пока Эмми сидела запершись со своей подругой на чердаке, а майор отбивал барабанную дробь на липких столах в общей зале, Джоз, разгуливая по комнате и грызя ногти, то и дело поглядывал через Рыночную площадь на гостиницу "Слон". Ему тоже не терпелось повидаться с миссис Осборн.

- Ну, что же? - спросил он.

- Бедная, несчастная, как она настрадалась! - сказала Эмми.

- О да, разрази меня господь! - произнес Джоз, качая головой, так что его щеки затряслись, словно желе.

- Она займет комнату Пейн, а Пейн может перейти наверх, - продолжала Эмми.

Пейн была степенная англичанка-горничная при особе миссис Осборн. Проводник Кирш, как полагается, ухаживал за нею, а Джорджи изводил ее страшными рассказами о немецких разбойниках и привидениях. Занималась она главным образом тем, что ворчала, помыкала своей хозяйкой и грозила завтра же вернуться в свою родную деревню Клепем.

- Она займет комнату Пейн, - сказала Эмми.

- Вы хотите сказать, что собираетесь поселить эту женщину у себя в доме? - выпалил майор, вскочив на ноги.

- Да, собираемся, - ответила Эмилия самым невинным тоном. - Не злитесь и не ломайте мебель, майор Доббин! Конечно, мы собираемся поселить ее здесь.

- Конечно, моя дорогая, - сказал Джоз.

- Бедняжка так намучилась, - продолжала Эмми, - ее ужасный банкир прогорел и сбежал; ее муж - такой негодяй - бросил ее и отнял у нее ребенка! (Тут она стиснула кулачки и выставила их вперед, приняв самую грозную позу. Майор был очарован зрелищем столь отважной воительницы.) Бедная моя девочка! Совершенно одна, вынуждена давать уроки пения ради куска хлеба... Как же не устроить ее у нас!

- Берите у нее уроки, дорогая моя миссис Джордж, - воскликнул майор, - но не приглашайте к себе жить! Умоляю вас!

- Вздор! - фыркнул Джоз.

- Вы всегда такой добрый и отзывчивый... во всяком случае, вы таким были... я изумляюсь вам, майор Уильям! - вскричала Эмилия. - Когда же и помочь ей, как не сейчас, когда она так несчастна! Теперь-то и нужно оказать ей помощь. Самый старинный друг, какой у меня есть, и не...

- Она не всегда была вам другом, Эмилия, - сказал майор, не на шутку разгневанный.

Этого намека Эмилия не в силах была стерпеть. Взглянув почти с яростью в лицо майору, она сказала:

- Стыдитесь, майор Доббин! - и удалилась из комнаты, захлопнув дверь за собой и за своим оскорбленным достоинством.

- Намекать на это! - воскликнула она, когда дверь закрылась. - О, как это было жестоко с его стороны! - И она взглянула на портрет Джорджа, висевший, как обычно, в ее спальне, над портретом сына. - Это было жестоко. Если я простила, то ему и подавно следовало молчать. И ведь из его же собственных уст я узнала, какой гадкой и необоснованной была моя ревность, и что ты чист... о да! Ты был чист, мой святой, вознесшийся на небеса!

Она прошлась по комнате, вся дрожа от негодования. Потом оперлась на комод, над которым висело изображение мужа, и долго, не отрываясь, смотрела на него. Глаза Джорджа, казалось, глядели на нее с упреком, и взгляд их становился все печальнее. Давние бесценные воспоминания о краткой поре их любви опять нахлынули на нее. Рана, едва затянувшаяся с годами, снова сочилась кровью, - о, как мучительно! Эмилия не в силах была вынести укоризненного взгляда своего мужа. Это невозможно!.. Нет, нет!

Бедный Доббин! Бедный старый Уильям! Одно злосчастное слово уничтожило кропотливый труд стольких лет - здание, воздвигнутое бог знает на каких тайных и скрытых основаниях, где таились сокровенные страсти, нескончаемая борьба, неведомые жертвы... Произнесено одно слово - и рушится в прах дивный дворец надежды; одно слово - и прочь улетает птичка, которую ты всю свою жизнь старался приманить!

Уильям хотя и видел по выражению лица Эмилии, что наступила критическая минута, однако продолжал в самых энергических выражениях умолять Седли остерегаться Ребекки и не принимать ее. Он молил Джоза хотя бы навести о ней справки, рассказал, как ему довелось услышать, что она знается с игроками и всякими подозрительными людьми; напомнил, сколько зла она причинила в былые дни: как она вместе с Кроули обирала бедного Джорджа. Теперь она, по ее же собственному признанию, живет врозь с мужем, - и, быть может, на это есть причины... Как опасно будет ее общество для Эмилии, которая ничего не понимает в житейских делах! Уильям заклинал Джоза не допускать Ребекку в свою семью со всем красноречием, на какое только был способен, и с гораздо большей энергией, чем обычно выказывал этот невозмутимый джентльмен.

Будь Доббин менее порывист и более ловок, ему, возможно, удалось бы уговорить Джоза, но коллектор немало досадовал на майора, который, как ему казалось, постоянно подчеркивал свое превосходство над ним (он даже поделился своим мнением с мистером Киршем, курьером, а так как майор Доббин всю дорогу проверял счета мистера Кирша, тот вполне согласился со своим хозяином). И Джоз разразился хвастливой речью о том, что он сам сумеет защитить свою честь, и просит не вмешиваться в его дела, и не намерен слушать майора... Но тут их разговор - довольно продолжительный и бурный - был прерван самым естественным образом, а именно: прибыла миссис Бекки в сопровождении носильщика из гостиницы "Слон", нагруженного тощим багажом гостьи.

Она приветствовала хозяина с ласковой почтительностью; майору Доббину, который, как сразу же подсказало ей чутье, был врагом и только что пытался восстановить против нее Джоза, она поклонилась дружески, но сдержанно. На шум, вызванный ее прибытием, вышла из своей комнаты Эмми. Она подошла к гостье и с жаром расцеловала ее, не обращая внимания на майора, если не считать того, что на него был брошен гневный взгляд, - вероятно, самый презрительный и самый несправедливый взгляд, в каком была повинна эта кроткая женщина со дня своего рождения. Но у нее имелись на это свои причины, она намерена была продолжать сердиться на Доббина. И Доббин ушел, негодуя на такую несправедливость (а не на свое поражение) и отвесив Эмилии столь же высокомерный поклон, сколь высокомерен был убийственно вежливый реверанс, которым маленькой женщине угодно было с ним попрощаться.

Когда он удалился, Эмми стала особенно оживленной и нежной с Ребеккою и принялась хлопотать и устраивать свою гостью в отведенной для нее комнате с таким пылом и энергией, какие при своем спокойном характере редко обнаруживала. Но когда людям, в особенности людям слабым, нужно совершить какой-нибудь несправедливый поступок, то лучше уж, чтобы он совершился быстро. К тому же Эмми воображала, что своим поведением она выказывает большую твердость и надлежащую любовь и уважение к памяти покойного капитана Осборна.

К обеду явился с гуляния Джорджи и увидел, что стол накрыт, как обычно, на четыре прибора, но одно место занято не майором Доббином, а какой-то дамой.

- О! А где Доб? - спросил юный джентльмен, выражаясь, по своему обыкновению, чрезвычайно просто.

- Майор Доббин, должно быть, обедает в городе, - ответила ему мать и, притянув мальчика к себе, осыпала поцелуями, откинула ему волосы со лба и представила его миссис Кроули.