– Я позвоню ему прямо сейчас, – ответил Рэнкин, – и попрошу Джорджа Лэтэна Хауэла, известного эксперта, произвести оценку картины…

– Тпрр, подождите, – охладил его пыл Мейсон. – Не надо торопиться с оценкой, пока мы не будем готовы обеспечить должную рекламу в газетах. Именно поэтому я спросил вас, абсолютно ли вы уверены в подлинности картины. Если есть хоть тень сомнения, то мы будем раскручивать дело по-другому. Стратегию будем выстраивать исключительно на фактах.

– Будьте абсолютно уверены, что это подлинный Фети.

– Еще один пункт. Нам придется доказать, что Дюрант говорил о поддельной картине.

– Но я уже рассказывал вам об этом. Ко мне пришла Максин, и я все узнал от нее, из первых рук.

– Пришлите ее ко мне. Я хочу взять у нее письменное показание под присягой. Можете представить, в каком положении мы окажемся, если развернем кампанию в прессе, а доказать клевету Дюранта не сможем. Тогда вы окажетесь в ловушке. На сегодняшний день наш единственный свидетель – Максин Линдсей. Мы должны быть уверены, что можем полагаться на нее.

– Клянусь жизнью, мы можем на нее надеяться, – заверил Рэнкин.

– Вы сможете убедить ее прийти сюда и дать аффидевит? – спросил Мейсон.

– Абсолютно уверен.

– Как скоро?

– В любое время.

– В течение часа?

– Ну… после ленча. Вас устроит?

– Вполне. Свяжитесь с Отто Олни. Посмотрите, что он думает об этом, как отнесется к тому, чтобы предъявить иск Дюранту…

– И нанять вас?

– Конечно же нет, – возразил Мейсон. – У него есть свои адвокаты. Пусть он поручит им. Я продумываю стратегию. Вы платите мне за совет, Олни платит своим адвокатам за ведение дела, Дюрант оплачивает убытки за то, что усомнился в подлинности картины, а в результате эффективная реклама укрепляет вашу репутацию.

– Мистер Мейсон, я настаиваю на чеке в тысячу долларов. И слава богу, что мне хватило ума прийти именно к вам, а не к кому-либо другому, кто способен делать только то, что ему говорит клиент.

Рэнкин выписал чек, передал его Делле Стрит, пожал руку Мейсону и вышел из конторы.

Мейсон улыбнулся Делле:

– А теперь сними эту чертову картину и отнеси ее назад в кладовку.

Глава 2

В час тридцать Делла сообщила:

– Пришла ваша свидетельница, шеф.

– Свидетельница? – переспросил Мейсон.

– Да, та, что проходит по делу о фальшивой картине.

– А, – вспомнил Мейсон, – та молодая особа, которой Дюрант, желая произвести впечатление, поведал о том, что картина Олни – подделка. Надо посмотреть, годится ли она для процесса, так что давай-ка познакомимся с ней, Делла.

– Я уже с ней познакомилась.

– И как она, аппетитная?

Делла улыбнулась глазами:

– Вполне.

– Сколько лет?

– Двадцать восемь – тридцать.

– Блондинка, брюнетка, рыжая?

– Блондинка.

– Давай посмотрим, – заключил Мейсон.

Делла Стрит вышла и через минуту вернулась с застенчиво улыбающейся голубоглазой блондинкой.

– Максин Линдсей, – представила ее Делла Стрит, – а это – мистер Мейсон, мисс Линдсей.

– Здравствуйте, – сказала она, проходя вперед и протягивая руку для приветствия. – Я столько наслышана о вас, мистер Мейсон! Когда мистер Рэнкин сказал, что мне предстоит встретиться с вами, я не могла в это поверить.

– Рад с вами познакомиться, – пропустил мимо ушей комплимент Мейсон. – Вам известно, почему вы здесь, мисс Линдсей?

– Из-за мистера Дюранта?

– Верно. Не могли бы вы рассказать мне об этом?

– Вы имеете в виду подделку Фети?

– Так это действительно подделка?

– Так сказал мистер Дюрант.

– Хорошо, присаживайтесь вот сюда и попытайтесь воспроизвести ваш разговор.

Она опустилась на стул, улыбнулась Делле Стрит и, поправляя платье, сказала:

– С чего же мне начать?

– Когда это произошло?

– Неделю назад.

– Где?

– На яхте мистера Олни.

– Он ваш друг?

– В каком-то смысле.

– А Дюрант?

– Он был там.

– Друг Олни?

– Ну, наверное, мне следует объяснить. Это было что-то вроде вечеринки, где собираются художники.

– А сам Олни рисует?

– Нет, он просто любит общаться с художниками, говорить об искусстве, картинах.

– И он покупает их?

– Иногда.

– Но сам не занимается живописью?

– Нет, ему бы хотелось, но нет. У него хорошие идеи, правда, отсутствует талант.

– А вы художник?

– Мне бы хотелось причислить себя к их числу. Некоторые из моих картин имели успех.

– И это помогло вам познакомиться с мистером Олни?

Она открыто посмотрела в глаза Мейсону:

– Нет, я не думаю, что он пригласил меня по этой причине.

– Так почему он пригласил вас? – настаивал Мейсон. – Личный интерес?

– Да нет, не совсем. Дело в том, что прежде я была натурщицей, и он познакомился со мной, когда я позировала одному художнику. У меня это неплохо получалось, пока я не стала немного… ну, у меня немного располнела грудь. И вот тогда я сама решила заняться живописью.

– А этот «недостаток», – улыбнулся Мейсон, – дисквалифицирует вас как модель? Я-то по своему невежеству полагал, что все как раз наоборот.

Она улыбнулась в ответ:

– Фотографам нравится полная грудь, художники, как правило, предпочитают изящество форм. Я начала утрачивать свои позиции как первоклассная модель, а позировать фотографам для каких-то поделок не хотелось. Фотографы высшего класса обычно еще более разборчивы, чем художники.

– И вы решили заняться живописью, – вернулся к началу разговора Мейсон.

– В каком-то смысле – да.

– Вы этим зарабатываете на жизнь?