– Таким образом, вы согласны с тем, что картина является неотъемлемой составной частью дела обвиняемой?
– Нет, не считаю.
– В таком случае, – сказал Мейсон, – я приму меры, чтобы эта картина, зарегистрированная для идентификации в качестве вещественного доказательства защиты, была представлена как неотъемлемая часть дела подзащитной.
– Я возражаю, – стоял на своем Бергер. – Нет достаточных оснований.
– Тогда, – улыбнулся судья Мэдисон, – я намерен поддержать возражения мистера Мейсона на этот вопрос. Я думаю, что это дело требует дополнительных расследований. Они в высшей степени формально юридические, тем не менее речь идет о введении в дело посторонней вещи и перекрестном допросе свидетеля по теме, которая даже человеку, проводящему перекрестный допрос, кажется несущественной.
– Это несущественно на предварительном расследовании, – сказал Бергер.
– А сама картина существенна?
– Да.
– Тогда, – продолжал судья Мэдисон, – если она не была заказана покойным и не была заказана обвиняемой, то почему нас волнует вопрос: кто ее заказал?
– Я хочу знать, – упорствовал Гамильтон Бергер. – Хочу удовлетворить свое любопытство.
– Ваше любопытство не является составной частью этого дела, – съязвил судья Мэдисон. – Я хочу ограничить показания конкретными, важными вопросами. Если вы намерены возражать против введения этой картины в дело, то я смею полагать, что позднее вы дойдете до того, что вычеркнете все показания, касающиеся картины, на том основании, что они неправомерны, несущественны и к делу не относятся.
– Это верно, ваша честь, – подтвердил Бергер.
– В данных обстоятельствах, – перешел к заключению судья Мэдисон, – пока мы не покончим с идентификацией этой картины, я не намерен вынуждать свидетеля называть имя своего клиента, особенно когда оказывается, что оно не называлось при прямом допросе. Или, иными словами, пока не появится что-то доказывающее причастность человека к делу. Я намерен поддержать возражение. Однако приближается окончание нашего послеобеденного заседания, и я объявляю о переносе слушания дела на завтра. Честно говоря, я бы хотел посоветоваться с компетентными лицами о проведении перекрестного допроса по несущественным показаниям.
Гамильтон Бергер еще раз пошептался со своими помощниками и заявил:
– С позволения суда, я не имею возражений против продолжения. Я бы тоже хотел посоветоваться с авторитетами. Мы возобновим дело утром.
– Очень хорошо, – заключил судья Мэдисон, – суд возобновит заседание завтра в девять тридцать утра.
Вернувшись в контору, Мейсон удобно расположился на своем мягком вращающемся стуле, закинул руки за голову, облегченно вздохнул и усмехнулся.
– Когда удается выбраться из такой переделки, это чего-то да стоит, – сказал он.
– Удалось выбраться?! – с удивлением воскликнул Дрейк. – Ты просто отложил на несколько часов роковой день расплаты. Завтра в девять тридцать все начнется сначала.
– Ну уж нет!
– Не понимаю…
– Так вот, в зале все слышали о том, что обвиняемая даст показания на предварительном слушании. Это послужило приманкой для нашего старого друга Гамильтона Бергера, который поспешил на расправу со мной. Газетчики, узнав, что Гамильтон Бергер готовится насладиться триумфом надо мной, толпой повалили на спектакль.
– Ну, поскольку представление отложено, репортеры будут там завтра. Гамильтон Бергер устроит перекрестный допрос твоей клиентке и пожелает узнать, что это за власть имел над ней Дюрант, благодаря которой она исполняла любые его желания, потом спросит, правда ли, что ради куска хлеба с маслом она готова предать своих друзей, в частности Рэнкина, после этого поинтересуется, знала ли она о том, что участвует в каком-то мошенничестве. На ней места живого не останется, можешь не сомневаться.
– У меня для тебя есть новости, Пол, – улыбнулся Мейсон. – Никакого представления завтра не будет.
– Что ты хочешь сказать?
– Давай рассуждать логически. Дело быстро обрело новую форму, как только я узнал, что Коллин Дюрант не заказывал никакой копии и что картина никогда не покидала мастерской Горинга Гилберта.
– И что же из этого следует?
– Все!
– Я вижу, что здесь какое-то мошенничество, но что конкретно?
– Это очень интересное мошенничество, – продолжал Мейсон, – и разгадку знает человек, заказавший копию и оплативший ее.
– А кто заплатил за копию? – поинтересовался Дрейк.
Мейсон улыбнулся и покачал головой:
– Пока неизвестно.
– Он что-то темнит, Пол, – вмешалась Делла Стрит. – Сейчас будет играть с тобой, как кошка с мышью. Он так возбудит твое любопытство, что может начаться лихорадка.
– Ой, меня уже лихорадит.
– Ну, вот вам факты, – начал Мейсон. – Картина была поддельной. Она стоила две тысячи долларов. Ее так и не вручили владельцу. Гонорар заплатили стодолларовыми купюрами. Коллин Дюрант имел десять тысяч такими же купюрами и был убит. А еще у меня есть такая бомба, и я могу взорвать ее в любую минуту. Чуть было не сделал этого сегодня, но удержался, теперь на этом может получиться большая игра.
– Какая еще бомба? – допытывался Дрейк. – Ну мне-то ты можешь сказать?
– Оружие в камере хранения.
– Но это же работает против Максин! Те неопознанные отпечатки вряд ли помогут. Они могли появиться в любое время, как до того, так и после.
– Все это просмотрели, – улыбнулся Мейсон.
– Просмотрели что?
– Камеры проверяют каждые двадцать четыре часа. Как только проходит двадцать четыре часа с момента закрытия ячейки, ее открывают. У этой ячейки контрольный срок истекал пятнадцатого. По этой причине с четырнадцатого по пятнадцатое ею не пользовались. Оружие туда надо было положить не тринадцатого, а четырнадцатого. А это значит, убийца подложил его уже после того, как Максин уехала из штата. Однако это орудие убийства, и положено оно туда было настоящим убийцей.
Глаза Дрейка расширились.
– Ну, я…
Резко зазвонил телефон. Делла сняла трубку и сказала:
– Да, Герти? В чем дело? О! Одну минуту. – Она повернулась к Мейсону: – Мистер Олни внизу, и, по словам Герти, он вне себя. Размахивает повесткой и хочет знать, чего вы добиваетесь, вызывая его в суд. Говорит, что завтра он должен быть в Гонолулу.