Гекуба скользила по дворцу, как тень, и встречные с испугом расступались перед ней. Бреселида тоже шагнула назад, но было поздно. Прорицательница заметила ее. Старуха остановилась и выжидательно уставилась на «амазонку». Ее глаза смотрели цепко и равнодушно, словно пили жизнь с лица молодой женщины.
Сотница заставила себя выпрямиться и выйти вперед.
— Боишься обгореть? — с издевкой спросила она, указывая на зонт.
— Это ты? — устало произнесла Гекуба. — Подойди ближе.
Помимо воли «авмазонка» повиновалась. Ее сердце сжалось в ледяной комок, когда легкая, как крыло птицы, рука старухи легла на лицо и скользнула по нему вниз.
— Ты еще не готова. — сказала прорицательница. — Когда же я дождусь?
Бреселида молчала.
— Мои пальцы слабеют. — продолжала жрица. — Но ты не идешь.
Сотница едва нашла в себе силы отступить назад и вырваться из кольца прислужниц Гекубы.
— Младшая сестра царицы всегда становится жрицей Трехликой. — вздохнула прорицательница. — Внутри царского рода должны быть чистые руки, чтоб убить царя, когда его позовет Великая Мать.
— Замолчи! — Бреселида схватила Нестора за загривок и потащила вперед.
Гекуба с усмешкой дала им дорогу.
Высокие двери трапезной были распахнуты в сад. Из них лился свет масляных ламп, слышалось пение флейт и смех пирующих. Все встречные низко кланялись Бреселиде, а когда она вышла из тени на освещенные ступеньки, в толпе придворных пробежал одобрительный шепот.
— Элак был прав, ты сегодня чудо как хороша, — шепнул Нестор.
Они поднялись наверх и под гул приветствий вступили в зал, где пиршество уже началось. На возвышении за трехногим низким столом возлежала Тиргитао в пеплосе, затканном золотыми нитями. Вокруг нее располагались знатные меотянки. Обычно женщины и мужчины ели по рознь, но на праздниках им позволялось присутствовать вместе. Мужчин было немного. Некоторые из них сопровождали на пир глав материнских родов: степняки побаивались города и считали, что даже во дворце не помешает надежная охрана. Кроме них, в зале находились богатые купцы-колонисты. Эллины вели себя раскованнее и не норовили при каждом удобном случае сползти со стульев на пол.
Царица болтала со своей новой фавориткой Аретой, девушкой, год назад убившей архонта Гекатея. Теперь она исполняла обязанности телохранительницы и в данный момент огромным ножом чистила для Тиргитао гранат. Между их ложами сидел на полу кастрат Ликомед и аккуратно слизывал рубиновый сок с пальцев то одной, то другой женщины.
Бреселида терпеть не могла этого борова. Всего полгода как его оскопили, а он уже оброс жиром, словно дельфинья самка! Слов нет: смазливый малый — белокожий, светлоглазый с мягкими льняными волосами до плеч. Но томная женственность и расслабленная грация Ликомеда внушали «амазонке» инстинктивное отвращение. Она бы еще потерпела его, если б кастрат не лез в дела, к которым не имел ни малейшего отношения!
За соседним с Тиргитао столом возлежал Делайс. Он вел оживленный разговор с Зифом, мужем одной из придворных дам. Тот ворочал большими делами в порту. Заговорщически понизив голос, мужчины обсуждали перевозки через пролив.
Царь поднял кубок, поднес его ко рту и остановился, заметив Бреселиду на пороге зала. Она плыла сквозь ряды, расступившихся танцовщиц, как маленькое черно-золотое облачко. На ней было что-то такое гладкое и шуршащее от шеи до пят и еще что-то блестящее на голове. Она вся сияла и переливалась, как вода в ночном колодце.
Делайсу стало жарко. Край его гиматия мок в вине. Такой Бреселида была в странном сне неделю назад. Конечно, река, камень, одежда, вернее без одежды…
— Добрый вечер, ваше величество. — сотница низко поклонилась сестре. — Добрый вечер, государь. — ее более короткий кивок был обращен к нему. — Я могу занять свое место?
— Мы тебя, как всегда, ждем. — царица улыбнулась, но в ее сузившихся глазах не было тепла.
— Ты сегодня прекрасно выглядишь. Тебе подарили пояс Афродиты? — дружелюбно спросила фаворитка.
— Нет, — усмехнулась Бреселида, — Но я взяла на службу мальчика-пана из лесов под Доросом, и он нарядил меня по-деревенски.
— Никогда не видел такой прекрасной поселянки! — Зиф протянул Бреселиде руку, помогая ей подняться к столу.
Запоздало Делайс понял, что это мог бы сделать и он.
— Весело здесь? — спросила «амазонка». — Эй, Нестор, садись-ка у меня в ногах.
Философ вспорхнул на ее легкое плетеное ложе и нахохлился, приглядываясь к яствам.
В это время в зал вступила Гекуба. Акробаты и глотатели огня волной отхлынули к стенам, пропуская старую прорицательницу. В черно-синем гиматии, накинутом на голову, она напоминала соломенную куклу-Зиму, которую крестьяне укутывают в просмоленные тряпки, прежде чем сжечь на полях.
— Веселитесь? — прокаркала жрица. — Не долго еще вам гневить богов! На всякий день разврата придет и день суда!
Тяжелой поступью Гекуба двинулась к царскому столу и без надлежащего приветствия заняла свое место за два ложа справа от Тиргитао. Хозяйка пира хранила глубокое молчание. В зал втащили серебряные чаны с медом и стали разносить гостям ореховых сонь, до которых старуха была большой охотницей.
Нестор в отчаянии проводил глазами новое кушанье, он еще не успел справиться с форелью, а время шло к сладкому.
— Угощайся, Гекуба. Твое любимое лакомство. — лилейным голосом пропела Тиргитао. — Специально везли из Колхиды.
Прорицательница не удостоила царицу взглядом, зато с интересом уставилась на скифос, в который ей выложили угощение. Пожевав немного, она нахохлилась, как ворона на ветке, и презрительно щелкнула языком.
— Жесткие. И псиной пахнут! Даром что заморские! Видно высохли дорогой.
Дружный хохот придворных покрыл ее последние слова. Тиргитао многим рассказала о готовящейся шутке.
— У тебя в чаше прах и нечистоты. — царица воздвиглась над столом. На его губах играла жестокая усмешка. — Ты ела собак, Гекуба, в знак того, что слова, вылетающие из твоих уст, не более чем лай, а дыхание твое зловонно!
Прорицательница вскочила в гневе.
— Никогда еще меня так не оскорбляли в царском доме! — воскликнула она. — Я была сестрой твоей бабки, Тиргито, и теперь отрекаюсь от своего родства! Гнев Триединой падет на стены этого дома! И не останется на земле ни былинки от твоего рода! Ибо ты гонишь меня за правдивые предсказания! — не теряя достоинства, Гекуба спустилась с возвышения, демонстративно отрясла края своего гиматия от воображаемого праха и двинулась через зал к выходу.
Ее сопровождали насмешки. Ликомед кинул жрице в спину недоеденное яблоко и тут же град огрызков полетел в прорицательницу.
— Кажется, все уже изрядно набрались. — сказал Делайс, несколько обескураженный выходкой Тиргитао.