— Пошел отсюда! Пошел! — Майя с тряпкой кинулась выгонять глиняного бесенка из грота. — Я тебе! — полотенце так и хлопало в воздухе, но, кажется, ни разу не попало по мальчишке.
Тот выскочил из грота, не оказав нимфе достойного сопротивления. Уже на пороге глиняный уродец располосовал зубами тряпку, которой Майя пыталась шлепнуть его, и был таков. Кусты только затрещали под его неуклюжими ножками.
— Что это? — Аполлон с трудом протиснулся к выходу. — Что это было?
— Мерзость под небесами. — лаконично отчеканила нимфа. — Ты опять взялся за свое? — она обернулась к Гермесу. Угольные брови на ее челе сдвинулись, не суля ничего хорошего. — Когда это кончится? — многострадальное полотенце опять засвистело в воздухе.
— Мама! Мама! — Гермес закрывался руками как мог.
— В прошлый раз у меня из очага бил вулкан! Мы чуть не задохнулись от серы! — не унималась Майя. — Вчера ты вскипятил море, и оно бурлит, как котелок с супом!
Аполлон оценил скромность вестника. Тот, оказывается, не рассказал матери, кто виновник катастрофы в проливе.
— Сегодня ты выпустил чудовище! — голос нимфы звенел от неподдельного гнева.
— Матушка, не бейте его! — встревоженная Ио вбежала в крипту вслед за свекровью и бухнулась на пол возле Гермеса, закрывая возлюбленного руками.
«Поди прочь! Зевсова потаскушка!» — Аполлон без труда прочел мысли Майи. Но вслух она ничего не сказала, лишь гневно дернула головой, заткнула рваное полотенце за пояс и размашистым шагом победительницы покинула подземное убежище сына.
«Какая идиллия!» — Аполлон вздохнул. На него вдруг накатила адская усталость. Он тупо смотрел, как волоокая Ио помогает Гермесу подняться, обнимает его и с трудом ведет к выходу.
— Э-э, — запоздало окликнул их лучник. — Ты обещал мне сына, а это что выскочило?
— Не знаю, — честно признался вестник. — Клянусь всем, что свято: не знаю.
«А что для тебя свято?» — подумал Аполлон.
— Я же предупреждал тебя. — оправдывался Гермес. — Оттуда может выскочить все, что угодно. — он зажимал рукою рассеченную бровь.
Ио, поддерживавшая возлюбленного, с укоризной посмотрела на Феба. «Аполлон, от тебя одни неприятности!» — прочитал он в ее глазах.
«Молчи, нимфа». — потребовал гость. Но с губ женщины и так не сорвалось ни одного упрека.
— Пойдем, Гермес. Я промою тебе рану. — только и сказала она.
В этот момент истошный вопль долетел до них с улицы, и боги со всех ног кинулись к пещере. Посреди опустошенного загона для скота стояла Майя, утратив, казалось, дар речи. Вокруг нее земля была истоптана коровьими копытами и залита кровью, как арена для игры с быками. При чем одного взгляда на ошметки шкур и сломанные рога было достаточно, чтобы сказать: быков обыграли.
— О-он сожрал их. — наконец, выдохнула Майя. На ее лице раздражение сменилось откровенным ужасом. — Твой глиняный уродец, Гермес! Он проглотил 12 коров и даже не поперхнулся!
— Не мой! — возмутился вестник. — Это ребенок Аполлона. Получите, что заказывали!
— Заказывали? — возмущенный лучник схватил обманщика за грудки и так затряс его так, словно хотел вытрясти душу настоящего Асклепия.
* * *
— Я просил вернуть мне сына. Ты согласился.
Гермес замахал руками.
— Я соглашался попробовать! Да отвяжись ты. — он отцепил от себя хлопотавшую Ио, уже намеревавшуюся зашивать ему разбитую бровь.
— Это чудовище надо найти. — вдруг решительно заявила Майя. — И убить. А то оно натворит дел.
Боги разом сникли. Обоих не прельщала перспектива новой встречи с зубастым уродцем из преисподней.
— Чего застыли, как глухие? — цыкнула на них нимфа. — А ну живо в лес!
Аполлон поразился, как быстро их с Гермесом ветром сдуло. «Ну ладно вестник — она ему мать. А я-то что?» И все же вдали от грозной Майи казалось куда безопаснее. Хотя поиски дьяволенка, вызванного неумелой магией Трисмегиста, и не входили в планы Феба. Чего-чего, а этого добра ему не нужно.
— Думаешь, он куда пошел? — Гермес размазал кулаком кровь по лбу.
— И думать не хочу. — фыркнул лучник. — Я возвращаюсь домой.
— А как же этот? — опешил вестник.
— А никак. — вспылил Феб. Он знал, что поступает некрасиво. — Через пролив ему не перебраться. Значит остальные коровы Адмета в безопасности.
— А мы? — взмолился Гермес. — Не оставляй меня одного!
— Ты заварил эту кашу, — зло бросил гипербореец, — ты и расхлебывай. Не надо было таскать скот.
Гермес хотел что-то возразить, но в этот миг невдалеке за деревьями раздался адский треск ломаемых сучьев, удар чего-то тяжелого о землю, жалобный стук разбиваемых черепков и громоподобный победный гогот, сотрясший берег до самого основания.
Не сговариваясь, боги бросились за деревья. Их глазам открылась небольшая поляна, посреди которпой стоял мужчина громадного роста и зверской наружности. Не узнать его было трудно. С головы и плеч незнакомца свисала львиная шкура, выглядевшая так, словно мех котенка напялили на взрослого человека. Рука гиганта покоилась на суковатой палице, глубоко увязшей от удара в земле.
Это был Геракл, любимейший из смертных детей Геро. Первый среди далеко не равных ему героев. Слуга и исполнитель любой воли Триединой. Единственный человек, который позволял себе не замечать перемен на Олимпе и все еще отпихивать «отца богов» сандалией от двери, точно тот продолжал оставаться малышом-Загреем. «Величайшая заноза в заднице нового порядка,» — подумал Аполлон, задирая голову и с любопытством разглядывая лицо героя.
Тот ответил ему столь же недружелюбным взглядом.
— Приветствую тебя, Геракл. Что случилось? — спросил солнечный лучник.
— Привет, скарабей. Все катаешь свой навозный шарик? — рыкнул герой.
Феб поморщился. Он терпеть не мог, когда солнце называли навозным шариком. Но чего ожидать от мужчины, одержимого лунными приливами?
— А ты все крушишь вокруг себя? — парировал гипербореец. Этого говорить не следовало.
— Я-а-а? — взревел Геракл. — Ну-ка повтори!
Он впадал в бешенство ни с того ни с сего, на пустом месте. Может, кровь приливала к голове — у крупных людей это бывает. А может, от недостатка мозгов герой просто не знал, когда его задели, когда нет, и на всякий случай убивал «обидчика». Так он прикончил почти всех своих друзей и шатался по земле страшно одинокий.
— Так что случилось? — встрял Гермес.
Хорошо, что Геракл столь же легко остывал, как и приходил в бешенство.
— На меня набросилось какое-то отродье! — пожаловался он. — Прямо из кустов. Я вздремнул на солнышке, а оно как прыгнет! И зубами в шею.