Собаки были спущены со створа, дружно державшаяся до того кавалькада всадников вытянулась вдоль гребня холма и помчалась по направлению к маячившему вблизи лесу. Рога надрывались, псы задыхались от визгливого лая.
Охота — дело хорошее. Но в ней Харвея увлекало преследование зверя, а не его убийство. В конце Деми всегда жалел, что поддался азарту и принял участие в травле заведомо более слабого противника.
Сегодня олень вел преследователей не меньше полутора часов. Его песочно-желтая с темными подпалинами шкура то и дело мелькала среди зелени подлеска. Но зверь был либо слишком силен, либо слишком хитер, чтобы вот так просто отдаться в руки охотников. Даже собаки несколько раз сбивались со следа.
— Уж не водит ли нас лесной дух? — крикнул Лоше Вебран. — Может, это олень святого Беды Затворника, который является раз в сто лет?
— Тогда нам необыкновенно повезло! — отвечал на скоку папаша Ламфа. — Он приведет нас к подземной пещере с золотом! Так гласит легенда?
К пещере, а вернее берлоге, олень их действительно привел, но не с сокровищами, а с медведицей. Ломая ветки, он промчался в двух шагах, сбив копошившихся на солнышке медвежат. А за ним на ту же поляну вылетело не меньше десятка всадников, не удержавших лошадей, и, помимо злой воли, окончательно затоптавших детенышей.
Рев, который сотряс окрестный лес, был ужасен. Никуда не спешивший Харвей появился одним из последних, но то, что он увидел, заставило Деми резко натянуть узду. Разъяренная черно-бурая медведица, встав на задние лапы, изо всей силы ударила когтями лошадь, находившуюся к ней ближе всего. Это был конь д’Орсини, он не устоял на ногах и рухнул, увлекая за собой всадника. Симон успел освободить ногу из стремени, но было уже поздно, рыцарь со всего размаха полетел лицом на землю, а когда повернулся, медвежья туша падала на него. Все произошло слишком быстро, чтобы кто-нибудь мог сообразить, что делать. Д’Орсини закрыл глаза.
«Он счастливо женат. У него трое детей, и скоро будет четвертый». — эта фраза всплыла у Деми в голове не тогда, когда он прыгнул, и не тогда, когда буквально вытолкнул оглушенного Симона из-под медведицы, а когда громадное тело зверя опустилось на него. Все, что герцог мог сделать, это выставить вперед согнутое колено, на которое пришелся главный удар, и обеими руками всадить в брюхо зверя широкий длинный кинжал. Харвей почувствовал, как ломается в теле медведицы клинок, ударившись о железные ребра. Дальше он мог защищаться только руками. Сдавив ими необъятную шею зверя, герцог напряг мускулы и взмолился, чтоб все поскорее закончилось.
— Да бейте же ее! Бейте!
Тело зверя почему-то обмякло, и Деми через красный туман увидел, как с него стаскивают медвежью тушу. Д’Орсини с окровавленным кинжалом в руках съехал на землю с хребта животного. От удара все его лицо было в земле, кое-где проступала кровь. Он склонился над Харвеем, навзничь лежавшим на траве, и приложил руку к сердцу герцога.
— Я жив. — сообщил ему лорд. — Помоги встать.
Рыцарь немедленно подхватил его под руки.
— Как вы, сир? Ребра целы?
Деми не сразу понял, что Симон обращается к нему, как к королю.
— Не знаю… Не уверен. Голова. — герцог потер затылок.
Д’Орсини все еще поддерживал его на ногах.
— Приведите лошадь его величеству. — крикнул он. — Мы так никуда не дойдем.
Оба были помяты, но живы. Серый жеребец Харвея шарахнулся от хозяина в сторону, но его удержали и помогли Деми взобраться верхом. Д’Орсини, прихрамывая, повел лошадь в поводу. Судя по взглядам, которые бросали на мужа королевы окружающие, он должен был чувствовать себя триумфатором. Даже горцы Дерлока не могли скрыть своего восхищения.
— Чего они на меня пялятся? — угрюмо спросил Харвей.
— Вы заломали медведя, сир. — отозвался Симон. — У нас здесь никто так не умеет.
— Брось пороть ерунду. — возмутился лорд. — Последний раз я видел медведя в плаймарском придворном зверинце, в детстве.
— Но вы его заломали. — упрямо повторил д’Орсини. — Идите посмотрите сами: шея свернута, — и добавил чуть тише, — Хорошо, что королева этого не видела.
Хельви действительно не была свидетельницей страшной сцены. Она преследовала оленя вместе с другой частью придворных и уже потеряла его след, когда великолепный трехлеток с ветвистыми рогами неожиданно выскочил на них, и охота вступила в свою заключительную фазу.
Когда королеве донесли, что случилось с лордом Деми и графом д’Орсини, она едва не лишилась дара речи. Оба по-своему были ей необходимы, и обоих она чуть не потеряла в один день! Опрометью бросившись к легким шатрам, которые охотники разбили на просторной поляне для отдыха и позднего обеда, Хельви нашла обоих мужчин под присмотром придворного врача и обоим задала трепку.
— Куда вас понесло?! Откуда вы взяли медведя в нашем лесу?! Это надо уметь! — ее губы тряслись ни то от волнения, ни то от гнева. — Д’Орсини, ты бы видел свою исцарапанную рожу! Что у вас сломано? Что разбито?
— Смертельных исходов нет. — флегматично отозвался Харвей. — Но я расшиб спину и, кажется, ноги. Что до графа, то у него все на лице.
Оба засмеялись.
— Не вижу причин для веселья! — сердито бросила королева, оборачиваясь к мужу. — Из-за ваших увечий, сир, все свадебные праздники могут пойти прахом.
— Расскажите об этом медведице. — пожал плечами Деми. — Мы ее медом из берлоги не выманивали.
Симон предпочел ретироваться из шатра, сделав лейб-медику знак последовать его примеру. «Женаты один день, а устраивают друг другу семейные сцены. — удивился рыцарь. — С Босуортом она бы даже пререкаться не стала. Цыкнула на него как следует, а то и пощечин надавала. И весь разговор».
Поздно вечером, уже по возвращении в город, Симон, убедившись, что Хельви, как и другие дамы, слушает большое представление менестрелей в нижнем зале, взял кувшин с вином, два кубка и поднялся в покои королевы, где рассчитывал найти Харвея.
Лорд Деми сидел у стола, разложив на нем какие-то незнакомые д’Орсини по очертаниям земель карты, и покусывал кончик карандаша. Вторжение графа он воспринял как должное и указал ему на другое кресло за столом. Кивком головы герцог одобрил немое приглашение гостя наполнить чаши. Они молча выпили.
— Я обязан вам жизнью. — медленно сказал Симон. — И я не знаю, как поступить.
Харвей поднял бровь.
Видимо, рыцарь колебался, не решаясь сказать чего-то.
— Если вы не будете служить Беоту, — наконец, выговорил он. — Я буду служить вам.
Вот в чем дело. Деми грустно усмехнулся.
— Я не служу Беоту. — он покусал губу. — Уже более месяца. И не представляю ситуации, в которой снова присягнул бы королю Дагмару.
— Хорошо, если так, сир. — кивнул д’Орсини. — Потому что в противном случае я окажусь связан долгом по отношению к человеку, которому не смогу доверять.