Волей неволей Харвею пришлось смириться, но остальной путь до Гранара августейшая чета проделала крайне недовольная друг другом. Между ними выросла пропасть отчуждения, при чем королева сделала все, чтоб не дать ее краям сузиться. Свита ожидала спутников менее чем в дне пути от Лаодеграна, и как только эскорт встречавших Хельви всадников сомкнулся вокруг нее, она уже больше в течение всей оставшейся дороги не приближалась к мужу.
Харвей мучился загадкой ее внезапного охлаждения и не знал, как себя вести. Ведь теперь королева даже не разговаривала с ним.
Южный Гранар, открывшийся путешественникам на третий день дороги, временно отвлек внимание Деми от его царственной супруги, поведения которой он решительно не понимал. Оказалось, что приютившее его королевство вовсе не такое дикое, и не такое холодное, как могло показаться в Северной Сальве или в горах. Южный Гранар лежал в огромной долине, с северо-востока окаймленной отрогами Сальвских гор. Это была большая, очень плодородная страна, поразившая Харвея своим богатством и красотой архитектуры.
После многих лет войны богатство, конечно, было относительным. Тут и там попадались заброшенные поля, сожженные фермы, запущенные виноградники и апельсиновые рощи. Но в отличие от сонного Даллина и его окрестностей, здесь кипела жизнь. Люди вскапывали, стучали опорами, белили, клали камни. Во всем чувствовалось веселое оживление, которое приносит с собой долгожданный, выстраданный мир. Харвей с удивлением отмечал, как много в Южном Гранаре придорожных кузниц, трактиров, постоялых дворов, пекарен и лавок с самыми разными припасами — все спешили предложить свои услуги и заработать лишний грош, чтоб немедленно пустить его в дело.
По раздолбанным войной дорогам сновало столько всякого народа с фурами, телегами, вьючными ослами, что королевскому эскорту было трудно пробиться вглубь страны. Нет, конечно, им уступали дорогу, снимали с голов шапки, кланялись и весело кричали, но румяные толстомордые хозяева повозок начинали явно негодовать, когда шествие занимало дорогу слишком долго.
Здесь разговаривали на таком чудовищном диалекте сальвского, что Харвей в первое время вообще не понимал ни слова. Южане неслись по буквам галопом, их скороговорка была подстать жизни, разворачивавшейся вокруг.
Утонченная архитектура старых замков и поместий явно свидетельствовала о долгом фаррадском владычестве. Восточное кружево каменных арок, мозаичные порталы дворцов и храмов, разноцветные мраморные плитки, мостившие дворы, множество фонтанов создавали редкое очарование этой цветущей, благоухающей и гудящей, как пчелиный улей, земле.
Внимание лорда привлекли ни разу им до того не виденные мечети. Часть из них была превращена в христианские церкви, а часть оставлена мусульманам, которые после изгнания фаррадских владык предпочли не покидать Гранар. Таких, к удивлению Деми, было много, белые чалмы мужчин и красные женские фески то и дело появлялись в толпе. По указу королевы, жены гранарских фаррадцев не закрывали лиц черными покрывалами, но могли пользоваться прозрачными газовыми платками. Браки между ними и гранарскими христианами тоже, как понял Харвей, были нередкостью.
— В Гранаре есть наш университет, медресе для их духовенства и мусульманское медицинское училище, впрочем, по настоянию королевы, туда принимают всех. — сообщил д’Орсини. — Налоги Хельви держит низкие, гораздо ниже, чем в Фарраде. Просто костьми легла проnив папаши Ламфа. И знаешь, толпами сюда бегут. Не остановишь. — На лице у рыцаря появилось скептическое выражение. — Королева считает, что это хорошо. У меня в армии даже был летучий мусульманский отряд. Не плохие, я тебе скажу, всадники. Правда, против Фаррада мы их не использовали, но с беотийской пехотой они расправлялись только так…
Симон крякнул, подумав, что Харвею эти подробности будут неприятны. Но тот даже бровью не повел, сделав вид, что пропустил слова д’Орсини мимо ушей. Деми обладал редкой особенностью: если собеседник при нем попадал в неловкое положение, он делал все возможное, чтоб помочь человеку с честью выбраться из скользкой ситуации. По натуре Харвей не любил конфликтов, терпеть не мог ставить кого-нибудь на место, спорить и ругаться, потому что сам всегда оставался при своем мнении и не понимал, зачем надо навязывать чужое?
Д’Орсини быстро почувствовал эту черту лорда Деми и проникся к нему еще большей симпатией. Человек, который никого не давит, но в случае чего умеет постоять за себя, в представлении командира королевской охраны был просто находкой для упрямой и очень решительной Хельви.
Однако сама королева Гранара этого похоже не понимала. Вернувшись в столицу, она сделала все, чтобы подчеркнуть статус Дерлока, нервно ожидавшего ее во дворце. Королева сразу же на неделю уехала в его поместье Ласточкин Утес у самого моря. А после приезда Хельви и ее фаворит держались неразлучной парой: вместе открывали балы, рядом сидели на пирах, охотились рука об руку… О том, как это задевает Харвея, оказавшегося при гранарском дворе фактически не у дел, молодая женщина, казалось, не думала.
Больше ни разу они не были близки. В роскошном столичном дворце у Деми, как и обещала Хельви, были свои покои. Здесь он встретился с Персивалем, но мальчик куда больше обрадовался приезду Наны, чем отцу, которого почти не знал. Старые слуги Харвея, предусмотрительно выписанные из Беота, тоже ожидали своего господина в его новых апартаментах. Тут же были и его коллекции картин, холодного оружия, карт, минералов… Эти маленькие знаки внимания со стороны королевы в другое время обрадовали бы лорда. Но сейчас казались ему неуместным проявлением всесилия Хельви: она купила его с вещами, слугами, ребенком и заперла в дорогой клетке, откуда Харвей не знал, как вырваться. Он проклял бы ее, если бы… не верил в полную реальность горного паломничества, после которого жуткие тюремные сны разом перестали мучить лорда. Это было не шуткой. Во всяком случае дороже картин, книг и мебели.
Больше всего угнетало бездействие. Его ни разу не пригласили на заседание Королевского Совета, ни разу не взяли с собой на осмотр порта или новых укреплений. Разозленный и предоставленный самому себе Харвей недели две верхом в обществе д’Орсини и нескольких знакомых ему южногранарских рыцарей мотался по долине, заезжая в самые неожиданные места и разговаривая со всеми, кто попадется.
Убеждение, которое молодой консорт вынес из этих поездок, уже не походило на первый восторг от Гранара. Страна задыхалась в строительном и торговом угаре. Налоги надо было снижать еще больше. Различные части государства были отделены друг от друга серьезными естественными преградами: Северная Сальва от южногранарских земель подковообразной горной грядой, норлунги — лесами и болотами, горцы — высотой своих мест обитания. Хрупкое единство, возникшее в годы войны и вызванное общим врагом, могло быстро исчезнуть. Установить постоянный и очень широкий обмен товаров северных народов с южными можно было по широкой реке Сальве, однако она в двух местах имела пороги и не везде подходила для судоходства. В горы надо было строить хорошую дорогу, чему противились как кланы, так и жители долин.
Все это Харвей изложил д’Орсини и встретил полное согласие.