Все это удивило Деми. Что он в сущности знал о Хельви? Почему все время их брака считал ее чуть ли не колдуньей, как всех женщин, сопричастных к древним сальвским обрядам? А ведь гранарцы с их проникшей в плоть и кровь верой вряд ли потерпели бы королеву-безбожницу. Открытие заставило Харвея задуматься. Живя в Беоте, он привык лениво, почти презрительно относиться к церкви. Религиозная реформа Дагмара VIII навсегда отделила Плаймарскую монархия от папского престола в Альбици. Она пришлась беотийскому купечеству, не говоря уже о казне, как нельзя кстати. Прижимистые бюргеры готовы были лучше не показываться в храме, чем платить десятину.
Совсем иначе дело обстояло в Гранаре, где народ ходил с красными от земных поклонов лбами. При плаймарском дворе Деми, изредка испытывавший потребность причаститься, выглядел белой вороной. Зато в Гранаре он слыл едва ли не безбожником. Даже вечно занятый д’Орсини в принципе не понимал, как можно не сходить к исповеди в конце недели? А ведь командир королевской охраны тоже плясал тогда «Лилиен Бич» и был полон самых разнообразных сальвских суеверий. Либо он, Харвей, чего-то не понимает, либо мир, в котором живут окружающие люди, для них не так противоречив, как для него.
Монахи закончили петь литанию и вереницей двинулись через алтарь. В это время консорт увидел, как из купола на пол часовни упал широкий рассветный луч и в нем, словно соткалась из воздуха призрачная фигура, вставшая за спиной у Хельви. Харвей мог разглядеть лишь крылья и руки, легшие сзади на плечи молящейся королеве. Ударил колокол. Братья св. Гервасия двинулись из-за алтаря в обратный путь. Видение начало таять. Деми бросился к жене, но она уже сама поднималась с колен, ее лицо было светло и тихо.
— С тобой все в порядке? — консорт попытался подхватить Хельви на руки, но женщина остановила его жестом, показывая, что такой поступок в храме не уместен.
— Мне хорошо. — улыбнулась она, опершись на руку мужа. — Так хорошо, как давно уже не было.
— Кто это? — Харвей не скрывал своего удивления. — Лорд Монтаньяра?
— Да, — королева кивнула, ее губы дрогнули в нездешней улыбке. — Он покровительствует дому гранарских королей и пришел, чтоб поддержать нас в трудное время. Хозяин светлой обители приказал отдать тебе его меч, который покоится здесь, под алтарем. Только так мы сможем противостоять «могильщикам».
— Хельви, — консорт приложил ладонь к ее лбу. — ты явилась сюда ночью. У тебя может быть жар. Я вижу, как тебе трудно, и ты ничего не хочешь мне рассказать?
— Давай вернемся домой. — попросила она. — Ты совсем застынешь здесь на ветру в одном халате и рубашке. — молодая женщина окинула его взглядом с ног до головы. — Что тебя понесло в часовню в таком виде?
— Ты не ответила на мой вопрос, — Харвей сдвинул брови, — как вообще в последнее время не отвечаешь ни на один вопрос, который я задаю.
Королева молчала до тех пор, пока они не вышли из часовни и не миновали холодную галерею. Уже брезжил рассвет, окрашивая подтаявший снег в парке розоватыми отблесками. Над темной полосой голых лип появилась малиновая борозда, разрезавшая серое небо.
— Есть вещи, которые просто невозможно рассказать. — произнесла Хельви, поднимаясь вверх по ступенькам. — До того как встретиться, у нас была долгая жизнь, и ты ведь далеко не все говоришь мне о себе. Не так ли? — женщина вскинула на мужа усталые глаза. — Иначе многих нынешних неприятностей удалось бы избежать.
Деми проглотил комок в горле.
— Ведь я просила тебя тогда подождать. — продолжала она. — Рано или поздно нашелся бы способ выставить Кларенса из страны… А ты рубанул по той нити, конца которой не знает никто.
— Хельви, — консорт почти до боли сжал ее локоть, — поверь, не рубить по этой нити было бы еще хуже. — твердо закончил он.
Ее губы сложились в скептическую усмешку.
— Хуже будет завтра. — веско произнесла она. — Или послезавтра. Ты имеешь полное право знать то, что знаю я. Более того — в этом твоя святая обязанность. Но учти, после моих признаний меньше вопросов у тебя не станет.
Они миновали спальню, гардеробную, будуар и оказались в маленькой молельне. Под темным распятьем и узкой зеленовато-золотой иконой старо-монсальватского письма стоял аналой и бархатная скамеечка для преклонения колен. За ними у самой стены возвышался ларь черного дерева, инкрустированный слоновой костью. Толстая в тяжелом золотом переплете Библия оказалась открыта на Откровении Иоанна Богослова. Молодая женщина провела пальцем по выпуклому корешку, который, оказывается, открывался, как дверца, и извлекла из него увесистый ключ. Подступив с ним к черному ларю, она долго возилась с проржавленным замком, пока муж не отодвинул ее в сторону.
— Дай-ка. — Деми отобрал у Хельви ключ и со зверским выражением лица нажал на старое железо. Замок крайне недовольно заскрежетал и подделся грубой силе. — Кажется, ты его давненько не открывала?
— Десять лет. — серьезно отозвалась Хельви.
— И там лежит что-то ценное? — с сомнением осведомился у нее муж. — Что-то такое, без чего ты спокойно прожила все свое царствование, но что необходимо хранить аж в молельне, спрятав ключ в корешок Библии?
— Одна из самых ценных вещей, которые у меня есть. — кивнула королева.
Она откинула крышку. Ларь оказался почти пуст, только на дне лежал сверток темного бархата, завязанный витым золотым шнурком.
— И это все? — фыркнул Деми. — Я-то думал. В таком сундуке мы бы с тобой поместились вдвоем.
— Тише. — Хельви без тени улыбки извлекла содержимое своей святая святых, развернула бархат и протянула мужу длинный не фаррадский кинжал-трехгранник. — Посмотри внимательно, — сказала она, — там на лезвии.
Харвей приблизил тонкую сталь к глазам. У ручки виднелось золотое клеймо: саламандра в треугольнике.
— Этим кинжалом десять лет назад был убит мой дядя король Филипп, — медленно произнесла женщина. Убийц мы не нашли. Вернее не догнали. Они успели бежать из Изора на фаррадском корабле, когда наши передовые отряды после захвата столицы ворвались в город.
Деми повертел кинжал в руках.
— Что это доказывает? То, что Кларенс принадлежал к числу «могильщиков», как вы их называете?
— Это еще не все. — остановила его Хельви. — В тот год совпали два события: свержение короля Филиппа в Гранаре и булла папы Гильдебранта об уничтожении ордена Золотой Розы. После разгрома братства его земли достались сопредельным королевствам. Гранарской короне в первую очередь, потому что мой дядя сразу же поддержал святой престол, надеясь на часть богатств ордена. Внешне конец Золотой Розы и гибель короля-миротворца не были никак связаны. — она надолго замолчала, глядя на кинжал.
— Но связь была? — осторожно подтолкнул ее Харвей.
Королева вздрогнула, словно голос мужа вывел ее из оцепенения.
— А что ты вообще знаешь о разгроме Золотой Розы? — вдруг спросила она.