Лето, руки которой устали удерживать непроницаемую стену, отошла в сторонку, под сухой куст дикой розы, и расположилась там, обмахиваясь краем гиматия. Она с удовольствием наблюдала, как ее дети поражают детей Ниобы золотыми и серебряными стрелами.
— Боги, говоришь, дерутся с гигантами? — переспросил Геракл, глядя в васильковые глаза Афродиты. Ее пальцы уже теребили пряжку его ремня. — Не сейчас, женщина. — Он прищурился, прикидывая, чью сторону занять в драке. Боги сильно досадили ему, особенно Аполлон. Но, узнав, что великаны напали на мирную старушку, Геракл преисполнился гнева.
— С каждым из них я бы справился в одиночку, — почесав нос, заявил герой. — А вот со всеми сразу… — Он выразительно посмотрел на Афродиту. — Может, ты заманишь их по одному во-он в ту пещерку?
Урания нахмурилась, она не любила отсрочек.
— А что я за это получу? — Ее губы капризно выгнулись, взгляд стал требовательным.
— Меня, конечно! — Геракл стукнул кулаком в грудь. — Клянусь громом, после пребывания у царицы Омфалы я стал себя ценить!
— Хорошо, — протянула богиня. — Но помни: ты обещал.
Она подождала, пока герой спустился в пещеру, а сама встала у входа в вызывающей позе. Некоторые из гигантов отвлеклись от дела, прекратили катать камни и уставились на Афродиту, слабо соображая, чего от них хотят. «Что за остолопы!» — Богиня потянула концы своего волшебного пояса, распустила розовый шелк туники и обнажила плечи.
— Я возьму ее первым! Нет я! Нет я! — завопили гиганты, бранясь и отталкивая друг друга. Они устроили потасовку у входа в пещеру. Победитель выбрался из-под груды поверженных соперников и, жадно посверкивая единственным глазом, двинулся к Афродите за наградой. Лукаво улыбаясь, Урания взяла его за руку и повела под темные каменные своды, где, постукивая дубиной о ладонь, стоял Геракл.
Когда все было кончено, боги пропели пеан над телами мертвых врагов и удалились, гордые своей победой. Четырнадцать гигантов лежали на земле ногами на север, а в головах у них рыдала обезумевшая от горя Ниоба. Из ее глаз вытекали черные воды и устремлялись под землю, становясь там реками. Аполлон глянул на нимфу золотым глазом, и мягкий комочек жалости шевельнулся в нем. Его пальцы сами собой взялись за стрелу. Лето успела удержать сына. Она подняла руки, и в тот же миг Ниоба исчезла, а на ее месте появилась старая плакучая ива. Длинными ветками она обнимала тела гигантов, которые каменели на глазах.
Боги шли по холму вниз, направляясь к дому Охотницы, а под их ногами ритмично вздрагивала земля. Из-под нее раздавались гулкие удары. Это Афродита и Геракл предавались бесстыдной страсти под самым носом у ничего не подозревавшего Ареса.
Чаша Молодости находилась в самой сердцевине Таврских гор. Ровно посередине ущелья, ведшего от святилища Серпа к Трехглазой пещере. Безлунные ночи, когда серебряный диск между рогами Небесной Коровы скрывается в тени земли, как нельзя лучше подходили для возрождения женской силы.
Геро путешествовала в облике львицы. Со стороны казалось, что из созвездия Девы выпала звезда и золотой соринкой полетела на землю. Тяжелые лапы зверя мягко опустились на камень, шкура рассыпалась ковром желтых листьев, и Мать богов снова стала самой собой.
Путь до ущелья был ей хорошо знаком. Она не рассчитывала кого-либо встретить. Обновление не терпело лишних глаз. Когда в ледяной ручей входит зрелая женщина с фигурой племенной богини, а выходит девочка, тонкая как прутик, свидетель не нужен.
Медлить не стоило. По мере того как круг стремился к завершению, Мать богов старела на глазах. Уже сейчас она напоминала осенний сад после сбора плодов. Зевс не хотел на нее смотреть. Так всегда бывает перед поворотом колеса. Хозяин начинает пренебрегать супругой, ожесточая сердце женщины. Нужен новый Загрей, и Трехликая тем скорее смиряется с этой необходимостью, чем холоднее и отчужденнее взгляд мужа.
Геро спешила. Счет уже шел не на дни, а на часы. Сзади по ее лопаткам колотилась коса, все больше отливавшая жидким лунным серебром. Еще немного — и она превратится в седые космы. Торопливый шаг богини спугнул галку, в кусты у воды в испуге прянула лань. Час близился, и, как всегда, перед решающим шагом сердце Геро охватывал беспричинный страх. А что, если на этот раз предательское тело не возродится? Не станет юным и упругим, как прежде? Тогда ей придется уступить место другой Матери Мира, а самой уйти за изнанку времени, как ушли ее прежние возлюбленные, чей срок был строго отмеряй Золотым Серпом.
Геро боялась. Сквозь темные ветки на нее смотрели лица тех, кто на миг становились ее мужьями, чтоб дать новое рождение миру и почти сразу кануть в небытие. Теперешний избранник вызывал у Геро скорее страх, чем желание. Он мог дать сразу слишком много и погубить мир, вместо того чтоб обновить его. Если вообще захочет давать…
Где-то вдалеке заиграла флейта. Трехликая вздохнула, она знала, что это не Аполлон. В нежных звуках, долетавших со стороны опутанного сухим виноградом валуна, было столько откровенного наслаждения собственной болью, что у Геро защемило сердце.
— Дионис? — тихо позвала она.
Флейта смолкла.
— Дионис.
Кудрявая голова в венке из пожухлых виноградных листьев вынырнула в темноте у самых ног Триединой.
— Я под землей, мама. Разве ты не слышишь, откуда раздается музыка?
— Зачем ты шел за мной? — насупилась Геро. — Что тебе нужно?
— То же, что и всегда. — С виноградных листьев покатились крупные градины.
— Твое время прошло. — Геро резко дернула плечами. Сейчас Дионис мешал ей. — Ты всего лишь виноградная косточка, — строго сказала она. — Твое место в земле. Пропусти меня.
Тонкая, но прочная лоза, как змея, обвила ее вокруг щиколотки.
— Неужели ты идешь к лучнику? — шептал неотвязный бог вина. — Он отверг тебя как госпожу. Теперь отвергнет как женщину.
— Убирайся! — вспылила Геро и, с силой рванув ногу из травы, стукнула пяткой по голове Диониса, загоняя его обратно под землю.
Дальше Трехликая поспешила без помех. На подступах к Чаше ею овладела слабость. Когда-то, посчитав, что ее обязанности слишком многообразны, она отделила от себя полтора десятка богинь помельче, вручив каждой какое-нибудь дело. Шло время, женщины сосредоточивались кто на прялке, кто на любви. С каждым годом они все меньше походили друг на друга, и их все труднее было собрать в одно громадное, вызывающее трепет божество. Отдав так много, Великая Мать очень ослабела. А теперь еще и Дионис отнял у нее лишние минуты. Быть может, последние. Остановив на мгновение бег воды, Геро глянула на себя и ужаснулась. Лохматая, седая как лунь старуха с беззубым ртом смотрела на нее из черной чаши.
Набрав в легкие воздуха, богиня с головой нырнула в темную глубину. Ровно двенадцать толчков крови отделяли ее от желанной цели, и она удерживала дыхание до тех пор, пока на тринадцатом ударе ее сердце чуть не разорвалось. Выскользнув из воды, Геро свернулась на камне клубком и стала разглядывать свое блестящее тело. Старая пятнистая кожа безобразными лохмотьями плавала в ручье. Она, как змея, сбрасывала шкуру, а вместе с ней и прожитые годы.