– А я слушала и слушала, – улыбнулась Аня-большая. – И до сих пор слушаю.
– Представляю, что стало бы с Колей, если бы этот камень не вернулся на свое место, – вздохнула Соня.
– А что тут представлять? – удивился Иван Сергеевич. – Вчера мы его видели. Человек едва рассудка не лишился от горя. Только не пойму: зачем так расстраиваться, если камень ненастоящий? В конце концов, можно еще одну копию сделать.
– Мне кажется, таких копий не может быть много, – уверенно сказала Соня. – Значит, и у этого камня тоже какая-нибудь интересная история.
– Странный вы народ! – опять не выдержала Аня-маленькая. – Говорите, что Коля все-все вам расскажет, да? И сразу же начинаете сами придумывать различные версии. Ну давайте подождем до этого самого вечера рассказов.
– Но мы же совсем не Шерлоки Холмсы! – смеясь, воскликнула Аня-большая. – И нам не очень нужны эти самые факты. К тому же так интересно что-нибудь додумывать, досочинять… Я уверена, что до вечера история с камнем будет иметь много-много вариантов. Можно даже объявить конкурс на лучшую историю о настоящем и поддельном камне. Как там было написано в протоколе? Кстати, отличное и смешное название – «История камня в виде головы в форме шара».
Родители, как маленькие дети, шли по набережной и смеялись. Они подпрыгивали, выкрикивали все новые и новые придумки, перебивая друг друга, а их дети шли следом и были молчаливыми и даже грустными.
– Может, зря мы им ничего не сказали? – вздохнула Аська. – Все-таки взрослые люди, с богатым жизненным опытом. Подсказали бы что-нибудь.
– Ага, подсказали бы, – отмахнулся Филя. – Сами бы взялись за дело, а нас в сторонку отодвинули. К тому же… Посмотри на них. Им весело, они смеются! А ты хочешь, чтобы они вместо этого напрягали свои измученные за год извилины?
– Почему это за год? – удивилась Аська.
– Ну, так говорят, – пояснил Филя. – Взрослые обычно так считают свои отдыхи – раз в год. Отпуск имеется в виду. Вот пусть и отдыхают. Придумывают на здоровье истории всякие. Им это полезно. И хоть делом займутся, чтобы у нас под ногами не путаться.
И вдруг Филя сразу двумя руками преградил ребятам путь.
– Тихо!
На самом людном месте набережной, у выхода на пирс, они увидели Серого. Телохранитель Филиппа Приколова производил странные действия: он разрисовывал афишу своего босса!
– Ничего себе! – воскликнула Аня. – Он же… просто хулиганит!
– Может, он красоту наводит, – хихикнул Филя. – Румянец там на щеках, пару-тройку серег в нос и уши… Зуб золотой подрисовать. Для привлекательности. Есть же такое понятие – антиреклама. Которая на самом деле тоже реклама. Можно написать на афише: «Люди добрые! Не ходите на концерт этого обольстителя женских сердец!» – и народ валом повалит.
Даня засмеялся:
– А что? Пожалуй, ты прав. А про обольстителя ты где прочитал?
– Сам придумал, – усмехнулся Филя. – Ума особенного не надо. Вон, достаточно посмотреть на девчонок. – И он кивнул на Аню. – Услышат, как заблеет этот Прикол на эстраде, и все, сеанс гипноза!
– А что мы прячемся? – удивился Даня. – По привычке, что ли?
– Да уж… – проворчал Филя. – Профессиональная привычка. Чуть увидел ворюг, сразу в кусты и начинаешь следить.
– А кто это тебе сказал, что он ворюга? – удивилась Аня. – Поосторожней надо с такими обвинениями. Ты что, Филипп?
– Ничего, – продолжал злиться Филя. – Мое право – хочу обвиняю, хочу нет.
– Нет у тебя такого права! – сказала Аня. – Вот докажешь, что телохранитель Приколова что-нибудь украл, тогда и будешь так его называть. А до этого все твои обвинения называются оскорблениями. А оскорбляют невоспитанные люди.
Филя закипел, как перегретый чайник.
– Ах, так? – вознегодовал он. – Вам доказательства нужны? Вы их получите! И про Испанца, и про твоего Прикола! И этот, телохранитель, тоже мне! Серый Кардинал! В кафе приглашает, угощает, дружбу предлагает… А сам связан с такими гнусными личностями, как Бейсболка-сторож и Испанец! Вот эту их дружбу я и разгадаю. – Тут Филя немного успокоился. И поправился: – Не я один, конечно. Мы разгадаем. Просто я обозлился на этого Серого, расстроился… Наверное, я более несдержанный, чем вы.
– А надо сдерживаться, – просто сказала Аня. – Между прочим, это самый лучший способ воспитания воли.
– Молчать всегда, что ли? – не понял Филя. – Как ты?
– Почему молчать? – удивилась Аня. – Ты же сам сказал: сдерживаться. Не выплескивать наружу свои отрицательные эмоции. Это трудно, но вполне возможно. И кстати, Филя, вовсе не всегда я молчу.
– Ага, разговорилась, – буркнул Филя. – Если сдерживать свои эмоции, так лучше сразу сдохнуть. Никаких проявлений эмоций. Самая воспитанная личность! Как фараонова мумия.
– Не сдохнуть, а умереть, – начала поправлять Аня. – И не… Ой! Он нас заметил!
– Ну, что же ты свои эмоции выражаешь? – хихикнул Филя. – Сдерживаться надо. Здрас-сьте! – каким-то нарочитым тоном поприветствовал он Серого. – Хулиганим потихоньку, да? Можно и нам? Правда, я рисую плохо…
Серый недоуменно уставился на Филю. Наверное, его удивил и тон, и сами вопросы.
Филя показал на афишу:
– Разрисовываете? Я ребятам говорю: это антиреклама. Для лучшего привлечения публики.
– Ах, ты вот о чем! – рассмеялся Сергей. – Какая там антиреклама! И не разрисовываю я. Дату исправляю. Пишу «Билеты действительны» и новую дату.
– Какую еще дату? – спросил Филя, а сам ощутил, как защекотало что-то в животе – от какого-то странного предчувствия.
– Переносится наш концерт. На один день.
– Что-то случилось? – спросила Аня.
– А, – махнул рукой Серый. – Звездные капризы! А в этом Доме творчества, где концерт будет, даже работников нет, чтобы исправить афиши. Вот приходится самому бегать по набережной. Может, поможете?
– Конечно, поможем! – воскликнула Аська. – У нас там висит такая же афиша, рядом с палатками.
– Значит, все-таки концерт состоится не через два дня, – задумчиво, но громко и отчетливо проговорил Филя. – А через три!
И почему при этом Серый так внимательно на него посмотрел?
За весь день ни разу никто из родителей никого из ребят не окликнул! Это был рекорд, достойный Книги рекордов Гиннесса.
Папы и мамы загорали, купались, даже обедали с совершенно отрешенными лицами. Губы у них при этом пошевеливались, как будто шептали какие-то слова.
«Так вот ты какое, творчество! – думал Филя. – Вот как, значит, выглядят всякие сочинители. Как будто чокнутые немножко. Неужели и Пушкин был таким же? Неужели и я, когда сочинял стишки?»