Все это было связано с Тимом, и не только тем, что было написано его рукою, но и множеством других, необъяснимых связей; она сразу поняла, что эти стихи написал именно он.
Стукнула в прихожей дверь. С трудом оторвав взгляд от рукописных строчек, с плывущей головой, Алиса захлопнула тетрадь и быстро положила ее на полку.
Она не понимала, много ли времени прошло с его ухода, и решила, что, может быть, он уже вернулся – пораньше, как обещал. Но, прислушавшись, поняла, что в маленькой, как спичечный коробок, прихожей появился не Тим.
В углу спальни стояла палка с привинченной к ней головой игрушечной лошадки. Алиса еще утром удивилась, откуда в доме, где нет детей, взялась эта игрушка. Теперь, обведя глазами обстановку и не найдя ничего поувесистее, она взяла палку-лошадку и неслышно вышла в переднюю комнату.
И чуть не столкнулась с женщиной, которая вошла туда из прихожей.
Увидев ее, Алиса оторопело остановилась. Но не потому, что испугалась, а только потому, что женщина эта была невыразимо прекрасна. Именно так – невыразимо; это тоже было слово из стихов, но ведь Алиса и провела все сегодняшнее утро за их чтением.
Она была высокая, статная, и ее темные глаза сверкали так, что казалось, с нею вместе в маленькую комнатку вошла сама жизнь. Каштановые волосы волнами падали на плечи короткой шиншилловой шубки, и изморозь таяла на этих блестящих волнах, превращаясь в переливчатые капли. Женщина смотрела на Алису удивленно, но ничего похожего на страх в ее глазах не было. Алисин страх перед появлением незнакомого человека в незнакомой квартире тоже сразу развеялся. Она взглянула на палку-лошадку, которую держала наперевес, и засмеялась.
– Вы подумали, это бандиты? – Женщина с алмазными каплями на волосах тоже улыбнулась. – Не бойтесь, откуда же им здесь взяться?
– Я не боюсь, – покачала головой Алиса. Она хотела сказать, что бандиты вообще-то вполне могли бы здесь взяться, как уже взялись однажды, но решила, что, раз женщина об этом не знает, то и не стоит ее информировать. – А вы не знаете, откуда здесь эта игрушка?
– От прежних хозяев. Тим пожалел выбрасывать. Он к таким вот глупостям чересчур трепетно относится. – В ее ярких глазах сверкнул интерес к Алисе. – Здесь еще елочные игрушки старые есть, он вам не показывал?
– Он не успел, – улыбнулась Алиса. – Я впервые появилась здесь только сегодня ночью.
– Тогда вам, конечно, было не до игрушек, – весело кивнула она. – Что ж, будем знакомы. Вера Игнатьевна Ломоносова. Как вы догадались по фамилии, мама вашего ночного приятеля. Можно просто Вера, не такая я еще старая.
– Я не догадалась по фамилии. – Алиса почувствовала, что сейчас расхохочется, хотя никаких причин для смеха вообще-то не было. – Я не знаю его фамилию. И он совсем не похож на вас, я не могла бы догадаться и по внешности. Меня зовут Алиса.
Она так привыкла к русской манере представляться, что даже не назвала свою фамилию.
– Лихая вы девушка, Алиса! – засмеялась Вера. – Приходите ночью к парню и даже фамилии не спрашиваете. Вы не из Прибалтики случайно? Говорите так…
– Из Америки.
– Вот что значит вырасти при советской власти. Когда слышишь акцент, мыслишь не дальше Эстонии. Хотя прекрасно понимаешь, что американку в Москве теперь встретить легче, чем прибалтышку. И что, Тимошка бросил вас одну и потащился в свою дурацкую конюшню? Господи, ну когда он научится правильно определять приоритеты!
– Он правильно их определяет, – обиделась за Тима Алиса. – У него есть обязательства перед людьми, и он их выполняет.
– Да, это фамильное, к сожалению, – вздохнула Вера. – Я вообще-то и сама такая. Такая же сверх меры ответственная дура. Еды у него, конечно, нет. – Она заглянула в кухню. – Ну, это я как раз и привезла. Тимошка ведь, если перед ним еду не положить, может в голодный обморок упасть и не понять, от чего, – сказала она уже из прихожей. – Заноси сумки в кухню, Алиса. Ничего, что я на «ты»? Меня тоже на «вы» не называй, пожалуйста.
– Ничего, – улыбнулась Алиса. – У нас с этим проще.
– Ну и хорошо. Значит, так: мясо в ящик за окно, хлеб в хлебницу, молоко можно в буфет, оно долгоиграющее, не испортится… Здесь вот полуфабрикаты всякие – разогреть и съесть. Кстати, я ему наконец микроволновку купила. – Вера втащила в кухню большую коробку. – Тимка, по-моему, и не догадывается об этом достижении цивилизации, а оно специально для таких, как он, предназначено. И обогреватель, а то тут в сосульку можно превратиться, на чердаке этом.
По ее интонациям было понятно, что она привыкла командовать. А по дорогой шубке можно было догадаться, что привычка эта, скорее всего, происходит не только из-за природных склонностей, но и из-за работы в бизнесе. Шубку она, впрочем, уже сняла и осталась в невозможной элегантности костюме, который самым выгодным образом подчеркивал безупречность ее фигуры.
– Может быть, ты выпьешь кофе, Вера? – спросила Алиса. – Ведь ты пришла с мороза, и здесь тоже довольно холодно.
– Я не с мороза пришла, а из машины вылезла. А холода не боюсь в принципе. Да и какой холод в Москве? У нас род поморский, крестьянский, на генетическом уровне еще и не к такому привыкли. Тимка тоже круглый год без шапки ходит и в куртке на рыбьем меху. Ну, это уже, правда, из идейных соображений.
– Он принадлежит к зеленым? – удивилась Алиса.
– Что он, идиот? – засмеялась Вера. – Просто не хочет у меня деньги брать. А собственных заработков на приличную куртку не хватает. Ладно, Алиса, это тебе неинтересно. Свари лучше и правда кофе. Или я сама сварю.
Привычка к самостоятельности явно была в ней так же сильна, как генетическая привычка к морозам. Но и Алиса редко бывала ведомой. Поэтому она начала варить кофе прежде, чем за это взялась Вера. Но та, видно, не привыкла сидеть без дела ни минуты. Пока Алиса заливала смолотый еще утром кофе водой, Вера принялась расставлять на столе чашки и блюдца.
– О! – услышала Алиса. – Тимка, что ли, чашечку нашу к себе перевез? А мне и не сказал даже.
Обернувшись от плиты, Алиса увидела, что Вера держит в руке ее фарфоровую чашку.
– Он не перевез, – объяснила она. – Это моя.
– Твоя? – изумилась Вера. – Не может быть!
– Честное слово, – улыбнулась Алиса. Несмотря на явную привычку командовать, несмотря на чрезмерную активность, Вера была на редкость легким человеком; общение с нею не доставляло затруднений. – Раньше она принадлежала моей бабушке. Кстати, а откуда у вас такая же? Тим мне про нее рассказал.
– У нас-то отцовская, – пожала плечами Вера. – Моего отца, Тимкиного деда. Довольно странная для мужчины реликвия. Между прочим, и довольно обидная. – И, встретив Алисин недоуменный взгляд, объяснила: – Ему эту чашечку первая жена подарила. Она от него еще до войны ушла. По-моему, безобразие просто!
– Что безобразие? Что она от него ушла?