Всего через месяц выяснилось, что он как в воду глядел. Правда, слабым звеном оказался не капитан, с ним бандиты просто не стали связываться. Для того чтобы втянуть Александра в самое тяжелое испытание его жизни, оказалось достаточно договориться с механиком «Мурмана».
Из Мурманска позвонили в воскресенье и так рано, что спали еще даже дети, хотя они-то вечно подхватывались ни свет ни заря. Впрочем, и Александр ведь в детстве не понимал, почему это родители и сестра любят поспать, например, в выходные. Сам он, когда и не надо было в школу, вскакивал в шесть утра.
Голос у его мурманского директора был похоронный.
– Александр Игнатьевич, на «Мурмане» мотор полетел, – сообщил он.
– Как? – ошеломленно переспросил Александр. – Как он мог полететь, он же новый!
– Разбираемся. Похоже, из-за топлива. Некачественное топливо залили.
– Кто залил?
– Да механик, кто еще. Жихарев.
Юля оторвала от подушки растрепанную голову, сонно спросила:
– Чего там, Саш?
Обычно ее не разбудить было пушками, но тут, наверное, насторожила жесткость мужниных интонаций.
А еще бы им не быть жесткими! Мотор «Мурмана» стоил четыре миллиона долларов, и денег таких у Александра сейчас не было. Они должны были появиться после продажи рыбы по уже заключенным контрактам. Только вот рыба эта не могла быть добыта без «Мурмана». Плюс неустойка в случае невыполнения контрактов…
– Как Жихарев мог мочу в мотор залить? – сквозь зубы процедил Александр.
– Говорит, обманули его. Подсунули, говорит.
Что механик врет, было для Александра очевидно: ему хорошо были памятны недавние угрозы быкообразных бандитов. Он понимал, что доказать злой умысел будет затруднительно, и не собирался этого делать. Гораздо важнее были деньги, огромные деньги! Где их взять сейчас, когда все они только что пошли на новый мотор?
– Жихарева увольняй к чертовой матери по статье, – распорядился он.
– А с мотором как же? – уныло спросил директор.
– Сегодня прилечу. Будем думать.
Уже по дороге в аэропорт Александр сообразил, что в Мурманск он в общем-то летит зря. Ну, увидит запоротый мотор, ну, выслушает несколько версий случившегося. Толку-то? Люди, у которых можно было занять деньги, находились не на Кольском, а в Москве, и он почти сразу подумал именно об этих людях.
С чеченцами Ниязбековыми он работал уже три года. Откуда взялся капитал, позволивший им открыть в Москве крупный банк, Александр не задумывался. В конце концов, он не знал ни одного сколько-нибудь значительного современного состояния, которое появилось бы у владельцев в результате их абсолютно честного личного труда. Ну да, сам он не сделал ничего такого, за что ему было бы стыдно. Так ведь его собственное состояние и нельзя было назвать особенно значительным. Конечно, не малый бизнес, но ведь и не олигархический капитал.
Братья Ниязбековы были надежными кредиторами, да и людьми неплохими: не набивались в друзья, но при этом как партнеры вели себя безупречно. Потому они и стали первыми, о ком Александр вспомнил, перебирая в уме, у кого занять деньги в форс-мажорной ситуации.
Денег Ниязбековы дали сразу. Этому следовало бы только радоваться, но Александр почему-то почувствовал тревогу. Слишком уж легко он вышел из непростого переплета. А если прав он был в своих подозрениях, что поломка мотора была не случайной, то ведь организовавшие ее люди втягивали его в неприятности не для того, чтобы он легко из них вышел…
И все-таки, когда его вызвали в прокуратуру, он удивился. Поводов для вызова не было никаких, в этом он был уверен.
Следователь, выписавший повестку, его уверенности явно не разделял.
– На какие цели вы получили деньги от братьев Ниязбековых? – спросил он таким тоном, словно Александра поймали при продаже крупной партии наркотиков.
– Для приобретения корабельного мотора, – стараясь, чтобы в голосе не звучало недоумение, ответил Александр.
– Да? – усмехнулся следователь. – А у нас другие сведения.
– Какие же? – в тон ему поинтересовался Александр.
– Когда некий предприниматель получает крупную сумму из чеченского банка, это наводит на определенные размышления. – В голосе следователя зазвенела та особенная патетическая суровость, которая заставляет морщиться каждого человека, сколько-нибудь чуткого к фальши. Александр поморщился. – Да, гражданин Ломоносов, и напрасно вы выражаете недовольство! Даже не на размышления это наводит, а на определенные подозрения. Что такое терроризм, вы, надеюсь, знаете?
– Знаю. – Александр придал лицу каменное выражение. – Только не понимаю, при чем здесь я со своими кораблями.
– Корабли здесь в самом деле ни при чем. Хотя… Неизвестно еще, что вы на них перевозите!
– По Баренцеву морю в Чечню?
Александр все-таки не сумел сдержать усмешку.
– Хватит, Ломоносов! – Следователь коротко прихлопнул ладонью по столу. – Вот здесь распишитесь.
– В чем расписаться?
Александр заглянул в листок, который следователь пустил к нему по гладкому столу.
– В том, что вы ознакомлены с причинами вашего задержания.
– Как-кого задержания?!
Александра взяла такая оторопь, что даже горло перехватило. Чего угодно он ожидал, только не этого! И когда его выводили из кабинета, и когда сажали в машину с зарешеченным окошком, и когда везли в Матросскую Тишину – он хорошо ориентировался в московских улицах и сразу понял, что его везут именно туда, – все это время он не мог поверить, что это происходит с ним.
Но когда перед машиной медленно открылись ворота тюрьмы, его отношение к случившемуся наконец переменилось. Сознание его словно вошло в нужные пазы, встало на правильное место. В конце концов, только очень молодые, или глупые, или самовлюбленные люди думают, что с ними не может произойти ничего плохого. Время его молодости прошло, глуп он не был, самовлюбленностью не страдал. Поэтому первое изумление прошло у него довольно быстро.
Не изумляться теперь следовало, не жаловаться на свою горькую судьбу, а как можно скорее понять, как из этого дурацкого положения выйти. То есть просто понять, как ему выйти на свободу.
Впрочем, жаловаться кому бы то ни было на судьбу не представлялось возможным. К Александру не пускали никого, кроме адвоката, а тот был человеком толковым и деловым, так что жалоб на судьбу, пожалуй, и не понял бы, даже если бы его подзащитному и пришло в голову таковые высказывать.
Ну да Александру в голову ничего подобного и не приходило. Со всей присущей ему жесткой хваткой он отдавал распоряжения – проверить, выяснить, поговорить… Он был занят в тюрьме немногим меньше, чем на воле, и времени для отвлеченных размышлений у него почти не было.