Она произнесла это без тени жеманства. Лишь с каким-то привычным пониманием того, что все это не может быть интересно никому, кроме нее. Похоже, она к этому привыкла.
– Мне – интересно, – сказал Александр.
– Давайте я вам чаю налью, – предложила Варя.
– Я сам налью. Рассказывайте, рассказывайте, Варвара Андреевна.
– Вас трудно ослушаться, – улыбнулась она. – Ну вот, а тем летом, что бабушка умерла, к нам в Варзугу художники приехали. И случайно ее эскизы увидели. Мне тогда пятнадцать лет было, и в жизни я мало что понимала. В той, внешней жизни. Но помню, какие у них сделались лица. В общем, они сначала стали мать просить, чтобы она им бабушкины рисунки подарила. Но она такая была… хваткая. И сразу сообразила, что картинки эти денег стоят, раз к ним такой интерес, и, может, немалых денег. Так оно в конце концов и вышло. Сколько спросила, столько за них и получила. И, конечно, сразу уехала.
– Почему «конечно»? – спросил Александр.
– Ну как же? – пожала плечами Варя. – Чтобы жизнь свою устроить. Она замуж хотела выйти. А за кого ей в Варзуге было идти? Мужчины все наперечет, или молодые, или давно женатые. Если до тех пор никто на ней не женился, так уж и ждать было нечего. Она и уехала.
– А вы? – спросил он. – Вы не хотели уехать?
– Не знаю. – Улыбка у Вари на этот раз вышла печальная. – Может, и хотела. Но ни мать меня с собой брать не собиралась, ни я с нею ехать. Она мне была совсем противу души. Ну а я ей была просто обуза.
Еще в ту ночь, когда они с Варей разговаривали под треск дров в камине, Александр расслышал, какой живой у нее говор. Дело было даже не в поморских интонациях, которые он помнил еще с детства – они едва различимо звучали в голосе отца, – а потом, живя на Варзуге, слышал постоянно. Варина речь звучала живо не только из-за неистребимых северных отголосков. Она думала как-то иначе, чем все люди. И эти другие мысли, этот другой мир, который, Александр уже понял, был ее главным миром, окрашивали ее речь в необычные тона.
– И что, вышла она замуж? – спросил он.
– Да, – кивнула Варя. – Не сразу, а лет пять назад. За боливийца.
– За кого?! – поразился Александр. – Где ж она его откопала?
– На стройке, – объяснила Варя. – Она малярша, он плиточник. Тоже на заработки в Москву приехал. Вместе что-то строили, то есть отделывали. А потом у него в Боливии дядя умер, деньги ему оставил. Тут мать за него замуж вышла, и они уехали. Так мне этот дом и достался, – заключила она.
– Да-а… – покрутил головой Александр. – Причудливая история!
– Разве? – пожала плечами Варя. – А по-моему, обыкновенная. Скучная история. Ну да у меня и своя не веселее, – усмехнулась она.
– В каком смысле? – насторожился Александр.
Варя не ответила. Тень пробежала по ее лицу так быстро, что ее невозможно было заметить. Но он заметил. Тень исчезла, и лицо стало как всегда – бледное, светящееся изнутри, с тонкими синеватыми полукружьями под глазами. Не сильно-то на пользу шел ей свежий александровский воздух!
– А зачем вы сюда приехали, Александр Игнатьевич? – спросила Варя. – Не случайно же вы здесь оказались.
«Конечно, не случайно», – чуть не сказал он.
Невозможно было думать, что его приезд сюда был случайным. Невозможно было дважды встретить в разных сторонах света одну и ту же женщину и почувствовать при этом не изумление, а только счастье.
Пути, которыми он бродил по судьбе, казались ему теперь не неисповедимыми, а прямыми, как стрелы.
– Я потому приехал, – сказал он, – что это в каком-то смысле родовое мое гнездо.
– Как? – поразилась Варя. – Вот это? – Она обвела рукою вокруг себя. – Вот этот дом?
– Именно. Правда, я его никогда не видел. И никогда меня сюда не тянуло. Тоже, наверное, от неопытности, – усмехнулся Александр. – А теперь, видно, возраст подошел. Но вы не беспокойтесь, – поспешно добавил он. – Я его у вас отнимать не собираюсь. Просто посмотрю. Можно?
– Конечно! – кивнула Варя. Лицо ее прояснело. – Пойдемте, я вам все покажу. Дом, сад. В саду весной очень красиво!
У порога она, не сняв своих высоких носков, сунула ноги в галоши. Носки были толстые, галоши грубые, но и в носках, и в галошах походка у Вари была такая, точно к щиколоткам ее были приделаны крылышки, как у какой-нибудь богини из греческого мифа.
– Вот это сад, – с той чистой серьезностью, к которой Александр уже успел привыкнуть, сказала она, когда они вышли на крыльцо. – Я мало что с ним сделала, так что он, наверное, такой и есть, как в вашем родовом гнезде был.
– Ну, вы мои слова так торжественно не воспринимайте, – улыбнулся Александр. – Я, думаете, граф наследный, а здесь у меня майорат? Мама моя в этом доме жила, вот и все.
– Вы на нее похожи? – вдруг спросила Варя.
– Больше на отца. Ростом в него пошел и так, вообще… Глаза только мамины.
Варя всмотрелась в его глаза. Потом быстро отвела взгляд.
– А вот это баня, – сказала она. – Наверное, такая же, как дом. То есть старая тоже. Видите, бревна какие. Я ее иногда топлю. Может быть, сейчас надо? Для вас?
Александр представил Варю в клубах горячего банного пара, и у него пересохло в горле.
– Нет, – сказал он.
– А вот здесь, видите, сирень, – так же поспешно, как он, проговорила и Варя. – Она к самой реке спускается. Там, за садом, понизу река течет. Вы не знаете, сколько лет сирень живет?
– Понятия не имею.
– Я тоже не знаю. Но если долго, то она здесь и при маме вашей, значит, росла. То есть обязательно росла, даже если и не та же самая. Много сирени на этой улице. Я здесь даже песню однажды слышала, – улыбнулась Варя и пропела: – «Сирень цветет. Не плачь – придет».
Она говорила чуть более торопливо, чем следовало, и движения у нее стали чуть более поспешными, чем прежде. Александру сделалось не по себе оттого, что ее явно стало стеснять его присутствие. Что с этим поделать, он не знал.
– Красивая песня, – сам чувствуя такую же торопливую скованность, сказал он.
– Про этот город еще стихи есть. «Нам остается только имя, заветный звук на долгий срок…»
Александр ничего не понимал в стихах. Он расслышал только, что эта строчка звучит музыкой и печалью.
– Красивые стихи, – чувствуя себя полным идиотом, кивнул он.
– Я же все детство только книжки читала, – словно оправдываясь, сказала она. – Может, оттого теперь у меня все… вот так.
– Пойдемте в дом, Варя, – сказал он. – Вы и не оделись даже. Замерзли.
Она не стала возражать, говорить, что ей совсем не холодно, что она очень рада… с удовольствием…
Варя пошла к дому, не оборачиваясь. Александр постоял еще немного, глядя, как легко она идет в своих больших галошах. Потом он пошел следом за нею.