Между тем куафер оглядел ее так, словно на голове у нее росли не волосы, а тряпки.

– Мадам? – он вопросительно посмотрел на Иветту.

– Да, друг мой, – полностью на ваше усмотрение. Но только ничего такого, чем надо было бы заниматься постоянно. По-моему, Мариночка этого не любит, – усмехнулась госпожа Иветта.

– Прошу вас, мадемуазель. – Жоли жестом пригласил Марину идти за собой. – Я не отниму у вас много времени.

Трудно сказать, что в его представлении значило «много», но Марина представить себе не могла, что ей придется потратить целый час на прическу. Правда, месье Жоли болтал без умолку и слушать его было даже интересно, но все-таки…

Он привел Марину в ванную, которую она не успела и рассмотреть, потому что месье Жоли тут же окутал ее мягкой белой простыней и ловко принялся за мытье ее головы. Закрыв глаза, Марина чувствовала, какой необычный шампунь выливается ей на волосы – с едва уловимым запахом свежей травы.

– Детка, прелестные волосы! – щебетал старик. – Но чем вы их моете, позвольте узнать? Полное впечатление, что хозяйственным мылом. Ваши волосы должны сиять и переливаться, как золотой дождь, а они у вас тусклые, как будто вы их мукой обсыпали. Надо подобрать хороший французский шампунь, с витаминами. А к нему я вам дам мою собственную настойку. И никакого лака – ни-ког-да, запомните! Живой золотой блеск – вот в чем ваше очарование.

Марине казалось, будто ее волосы прямо под его руками становятся легкими и шелковистыми – то ли от шампуня, то ли от убедительного стариковского голоса. Закончив мытье, месье Жоли мгновенным движением перекинул их на лицо и принялся стремительно щелкать ножницами где-то у Марининого затылка.

– Все очень просто, – приговаривал он. – Вам это сделают в любом салоне, достаточно показать. Пышно, свободно, прямые ниспадающие линии.

Когда после всех его ухищрений с ножницами и феном Марина взглянула наконец на себя в зеркало, она едва сдержала возглас удивления.

«Действительно – золотой дождь! Или водопад», – подумала она.

Ее волосы больше не были разбросаны в беспорядке по плечам – они струились вдоль щек, оттеняя высокие тонкие скулы, и, словно объятия, сходились у ключиц двумя волнами. Очертания Марининого лица приобрели невыразимое изящество в этом мягком обрамлении, и она невольно залюбовалась собою – так, что даже не успела разглядеть ванную, в середине которой сидела на высоком круглом табурете. Только цвет стен и пола сразу бросался в глаза – бирюзовый, ярчайший.

– Мадам Иветта будет довольна, – заметил Жоли, тоже с удовольствием разглядывая Марину. – Пойдемте, барышня.

– Спасибо! – искренне сказала она. – Я и не думала, что со мной можно такое сотворить.

Старик загадочно улыбнулся.

– С вами – можно, – сказал он. – Конечно, и мои способности кое-что значат. Но у вас, барышня, особенное лицо… Интересно было бы полюбоваться вашим генеалогическим древом. Роскошное, должно быть, растение.

– Вот теперь ты выглядишь пристойно, – встретила их госпожа Иветта. – И платье будет готово в срок.

– В какой срок? – тут же переспросила Марина.

– Ах да, ведь я тебе еще не сказала, – вспомнила госпожа Иветта. – Через неделю я хочу тебя представить моим… скажем так – гостям. Людям, с которыми тебе придется работать.

– Здесь? – удивилась Марина.

– А что, ты всю жизнь собираешься раз в неделю снимать порчу с жительниц Медведкова? – насмешливо посмотрела на нее Иветта. – Милая, для меня это слишком дорогое удовольствие.

Марина слегка покраснела. В самом деле, ведь Иветта сразу предупредила ее, что о благотворительности речи нет.

– Хорошо, – пожала она плечами. – Ведь вы меня предупредите, когда это произойдет?

– Невозмутимость – главный твой козырь, – ответила Иветта. – Или умение держать себя в руках?

Глава 16

Прием, обещанный госпожой Иветтой, был назначен на пятнадцатое февраля – в Маринин день рождения. Она случайно проговорилась об этом Иветте: вообще-то не собиралась, но просто удивилась совпадению.

– Очень мило, – сказала та. – В таком случае, твое появление будет особенно уместно и ненавязчиво.

– А почему мое появление надо как-то объяснять? – спросила Марина.

– Мне никому ничего объяснять не надо, – отрезала госпожа Иветта. – Дело состоит только в том, что ты должна будешь заменять меня в некоторых случаях. Естественным образом заменять – когда потребуются именно те способности, которыми обладаешь ты. Твоя серьезность! – хохотнула она. – Поэтому я хочу, чтобы к тому времени мои клиенты тебя уже знали и твое появление не вызывало у них недоверия.

Туфли к этому вечеру Марина купила сама в подсказанном Иветтой итальянском бутике на Никольской. Они были удивительно хороши, эти ее первые дорогие туфли – жемчужно-серые, с едва заметным голубоватым отливом. Они были завернуты в мягкую шелковистую бумагу, и казалось, что из коробки пахнет не новой кожей, а какими-то необычными духами. Каблук был высокий и тонкий; и без того довольно высокая, Марина выглядела еще выше и стройнее. Правда, она никогда не носила таких каблуков и сомневалась, сможет ли в них нормально ходить, поэтому надела туфли накануне и целый вечер ходила в них по квартире. Но туфли не терли и не жали, и походка в них стала даже изящнее – с плавным покачиванием бедер.

Но все это было приятно главным образом потому, что отвлекало от печальных и тревожных мыслей: что я делаю здесь, об этом ли думала, когда смотрела на свою стынущую в родниковой воде руку и вдруг решила, что должна ехать в Москву?..

Вечернее платье, сшитое Анелей, выглядело ничуть не хуже туфель. Оно висело на прозрачных «плечиках» в Иветтиной гардеробной, и Марине показалось, что оно уже облегает чью-то невидимую фигуру. Она надела платье, провела ладонями по своей талии и поняла, что эта фигура – ее…

Две широкие полосы ткани сходились на груди и казались небрежно наброшенными на плечи – так, словно они вот-вот соскользнут к локтям, открывая грудь. Издалека плечи выглядели обнаженными, и только легкая жемчужная дымка показывала, что верх платья состоит из того, что Иветта назвала флером. А от корсажа, обливая хрупкие Маринины бедра, спадала чуть ниже колен юбка из плотного шелка.

Марина смотрела в зеркало и думала: «Как странно, неужели эта стройная жемчужно-голубая женщина – я?»

Действительно загадка… И длинные глаза переливаются загадочно, почти теряясь уголками в золотистых волосах…

– Безупречно! – заявила Иветта, придирчиво оглядев Марину.

Марине искренне хотелось поблагодарить ее, и в то же время она не решалась это сделать. Что-то в Иветтином взгляде, во всем ее облике исключало искренность. Да что там – Марина до сих пор не могла решить, как же ей называть свою странную работодательницу! Так и говорила с ней, никак не обращаясь.