Так, на любимой бульварной скамейке дворовой молодежи, она впервые услышала эти стихи: «Ты задумался, я сижу, молчу, занавесь окно, потуши свечу», – и едва не заплакала.
– Ты сентиментальна, Лерка, – улыбнулся Митя. – Даже не верится.
– Это плохо? – спросила Лера.
– Как это может быть плохо – если человек способен на чувство? Да и вообще…
Но что «вообще» – не объяснил.
Но это давно было, Лере едва исполнилось пятнадцать. А у Мити тогда, в его двадцать лет, было гораздо больше свободного времени, чем теперь. Правда, он и тогда занимался по сто часов в сутки, но – меньше ездил, что ли? Конечно, тогда ведь не очень-то можно было ездить. А сейчас его и в Москве-то редко увидишь: то конкурс где-нибудь в Европе, то турне…
Но в данную конкретную минуту Лере некогда было думать об этом, и вспоминать было некогда: она бежала к Зоське, чтобы узнать, купила ли та доллары. Покупку долларов можно было считать ответственным мероприятием по целому ряду причин. Потому что от их количества зависела вся поездка; потому что, хоть все на такую мелочь давно плюют, но покупать их не в банке – дело-то подсудное; потому, наконец, что доллары покупались на деньги, вырученные Лерой в антикварном магазине за старинное кольцо с сапфиром – даже не Лерино, а прабабушкино, перешедшее к Лере в день совершеннолетия. На деньги, вырученные за колечко, вся их семья могла бы жить довольно долго. Но не каждый же день колечки продавать, а поездка – долговременный источник.
– Ой, я как вспомню, каково их везти – доллары! – рассказывала Зоська, когда они с Лерой уже пили чай за круглым столом с бахромчатой скатертью. – Их же вывозить разрешают – ну просто кошкины слезы. А там знаешь как обидно бывает: ведь каждый доллар на счету, как не взять лишних? Еще и из-за них невозможно самолетом лететь: они же звенят под прибором. А в поезде могут и не найти. Хотя, конечно, если не повезет на таможне и вцепятся… Но я тебе потом покажу, как спрятать – едва ли найдут.
Лера слушала Зоську, и ощущение гулкой пустоты внутри становилось все более гнетущим. И снова не могла она понять, в чем дело. Ее не пугали разговоры о таможне, о том, что придется прятать доллары, – а тяжесть в груди не проходила, и тоска не отпускала, грызла сердце.
Лера уезжала ранним декабрьским утром в Стамбул, так и не поняв, что же с нею происходит.
«Но все-таки ведь и правда интересно, – говорила себе Лера уже в пути, устроившись на жесткой вагонной полке. – Я ведь даже на Украине, можно считать, не была: Крым не Украина. А тут Болгария, Румыния…»
Через Болгарию и Румынию предстояло ехать автобусом: в фирме сообщили, что это еще дешевле, и они с Зоськой тут же согласились.
– Автобусом не так уж и трудно, – сказала Зося. – Тем более, только от границы, всего одна ночь. Я однажды от самой Москвы трое суток автобусом ехала – вот это тяжело было. Мужики все напились, пристают…
«Жалко, что ночью, – думала Лера. – Хоть в окно бы посмотреть».
Она уже успела привыкнуть к дороге, поспала, и настроение у нее улучшилось. В самом деле, зачем предаваться какой-то необъяснимой тоске, когда мелькают за окном новые земли и влажное тепло юга уже вливается в тамбур во время коротких остановок?
– Лер, – напомнила Зоська, – деньги же надо спрятать, забыла?
– Да, правда, – вспомнила Лера. – Ну, в туфли, что ли? Или в лифчик?
– Нет, это ерунда, – возразила Зоська. – В лифчик сразу полезут, первым делом, если искать начнут. А спрятать надо в трусы. В пакетик целлофановый положить, в тряпочку завернуть – и между ног.
Леру немного смутили Зоськины физиологические откровения, но тут же ей стало смешно, и она кивнула. Чтобы спрятать деньги, пришлось выйти в туалет: соседки по купе, мрачноватые тетки с крашенными в один и тот же цвет волосами, сидели как монолиты и выходили только по очереди, а проделывать эту процедуру при них не хотелось.
Приближение к границе почувствовалось сразу – по той нервозности, которая воцарилась в вагоне. Лера и сама ощутила неприятный холодок страха – на этот раз не какого-то необъяснимого чувства, а именно страха. Это было так ново для нее, так странно, что она тут же разозлилась на себя.
Страх – до дрожи – не прошел и когда пошли по вагонам пограничники. Вид у них был такой серьезный и лица пассажиров они сличали с фотографиями так внимательно, словно именно в этом вагоне, именно в этом купе предстояло им обнаружить злостного нарушителя границы.
Лере показалось, что их как-то слишком много: сначала зашли одни, потом другие, заставили всех выйти и осмотрели все купе. Потом – еще какие-то двое.
– Доски есть? – тут же спросил один из них, глядя прямо на Леру.
– Что? – растерянно спросила она. – Зачем нам доски?
– Ну, иконы, иконы – везем? – поторопил парень.
– А! Нет, иконы не везем. – Лера улыбнулась с облегчением.
– Водки сколько?
– По две бутылки, как положено, – ответила Зоська. – Могу показать.
Но показывать не пришлось. Удовлетворившись их ответами, пограничники – или это были уже таможенники? – исчезли. Лера вздохнула было с облегчением, как вдруг в дверях купе возникла следующая группа. На этот раз ее возглавляла женщина, высокая, полная и чернобровая, почему-то казавшаяся неопрятной.
– Женщины, долларов сколько везем? – спросила она уверенным и властным тоном.
Лера, Зоська и две их попутчицы переглянулись, не зная, кто должен отвечать.
– Как в декларации написали, – наконец ответили они вразнобой.
– Так-таки и по декларации? – прищурилась таможенница. – На Турцию, значит, поглядеть едем, товаров не будем приобретать? Ой, ну смех с этими челноками, хоть бы за дуру меня не держали!
Неожиданно она отступила в коридор и скомандовала оттуда:
– Вы три, – она кивнула на монолитных теток и Зоську, – выйдите. А вы, – кивок в Лерину сторону, – в купе останьтесь.
Выходя в коридор, Зоська испуганно оглянулась на Леру, но таможенница уже закрывала за ней дверь.
– Женщина, а мне кажется, у вас-то лишние доллары и есть, – сказала она, внимательно глядя Лере прямо в глаза.
Глаза у самой таможенницы были цепкие, ощупывающие – казалось, ее взгляд сейчас проколет Лере лицо.
– Почему же вам так кажется? – спросила Лера.
Сердце у нее заколотилось так быстро, что она испугалась, как бы не участилось дыхание.
«Хорошо еще, что я не краснею, – успела подумать она. – Хорошо, что не блондинка…»
– Насмотрелась тут на вас. Чутье у меня как у собаки, – коротко объяснила таможенница.
Потом неторопливо, старательно ощупывая, провела руками по Лериной груди, животу.
– Ну-ка, расстегните халат, – велела она.