Толпа поклонниц уже стояла возле подиума, снизу вверх обожающе глядя на кумира. Он не заставил их долго ждать, и Сергей снова погрузился в звуковую бездну, которую, как случайный вскрик, то и дело прорезал голос певца.
Когда Стасова программа закончилась и присутствующие отхлопали, откричали – никто уже не мешал полностью заняться выпивкой и закуской. «Империя звука» мгновенно превратилась в обыкновенный ресторан, притом не слишком высокого уровня.
– Не кажется вам, что мы здесь засиделись? – спросила Юля. – Программа окончена, можно идти. По-моему, дома гораздо приятнее.
Она говорила это как бы в пространство, но, конечно, ее слова относились не к Сергею, не от него она ждала решения. Юра молчал.
В это время Сергей заметил, что Стас Незвецкий уже сидит за соседним с ними столиком. Однако он не выпивал, а беседовал с молоденькой корреспонденткой. Перед ним лежал включенный диктофон.
– Стас, скажи, ты любишь красивых девушек? – спрашивала корреспондентка.
– Пожалуй, – задумчиво отвечал Стас. – Я влюбчив, но должен предупредить ваших читательниц: одной девушки мне мало – я слишком влюбчив. А вообще-то, – заключил он, – в женщине мне больше всего нравятся не ножки, а извилины…
Услышав это, улыбнулась даже Юля. Юра и вовсе расхохотался, толкая Сергея под столом ногой.
– Как ты думаешь, Серега, – спросил он, давясь смехом и стараясь говорить потише, чтобы не привлечь внимания Незвецкого, – в каком месте ему нравятся у женщин извилины?
Стас, наверное, все-таки услышал его смех: он резко обернулся. Но взгляд его остановился не на смеющемся Ратникове, а на Юле – и Незвецкий замер с уже открытым для возмущения ртом.
Юля смотрела прямо на него, на губах ее мелькала та самая неуловимая для фотографов улыбка… Не узнать ее Стас не мог. Забыв про корреспондентку, он встал из-за стола и направился к Юлии Студенцовой.
Кругом кричали, танцевали, кто-то уже бросал музыкантам деньги, чтобы они исполнили «Малиновку», как в старом добром привокзальном ресторане; гулянка шла вовсю.
– Вы разрешите? – Стас остановился перед нею. – Вы разрешите пригласить вас потанцевать, Юлия Студенцова?
Поклонницы, обступавшие его столик, зашушукались. Юля выдержала паузу – что, кажется, не стоило ей ни малейшего усилия – и, по-королевски кивнув, встала, одновременно подавая руку Незвецкому.
Когда они танцевали, удалившись от столика, взгляды собравшихся устремлялись только на них. И неизвестно, кто привлекал больше внимания – певец или топ-модель.
Проводив жену взглядом, Юра усмехнулся:
– Может, нам с тобой надо было дружно подняться и сказать, как в фильме: «Ана нэ танцует»?
– Да пусть уж, – улыбнулся Сергей. – Юля любит танцевать.
– Любит? – спросил Ратников, и Сергей удивленно посмотрел на него, расслышав какие-то странные интонации в его голосе. – Ты думаешь, она любит танцевать?
– Что ты имеешь в виду?
– Я сам не знаю. – Лицо у него было теперь просто печальным. – Я не уверен, любит ли она… Во всяком случае, в глазах это не отражается.
– Что – не отражается? – спросил Сергей. – Любовь к танцам?
– Что? – Юра тряхнул головой. – Да ничего. Юля права, можно ехать. Сейчас, натанцуются – и поедем, да? Мы на машине, я не пил, поехали к нам, а?
Сергей смотрел на Юру со все возрастающим изумлением.
«Да что ж это с ним? – думал он. – Сейчас еще и переночевать у них предложит. Как будто боится остаться наедине с женой!»
Неожиданная, но простая и ясная мысль вдруг обожгла Псковитина: он понял причину внезапных Юриных просьб…
Незвецкий подвел Юлю к столику.
– Я надеюсь… – произнес он тем самым тоном, который Юра называл северянинским.
– Юля, ты домой хотела? – спросил Ратников. – Можем ехать. Или ты побудешь еще?
– С какой стати мне здесь быть, Юра? – Она удивленно посмотрела на мужа. – Да ты никак ревнуешь, а? Вот новость! Юрочка, ты ревнуешь меня к мальчику, неужели?
Ратников пожал плечами. Все втроем они прошли к выходу, пробираясь между танцующими. Костик подскочил к ним у самой двери.
– Ну, как вам, ребята? – спросил он.
– Отлично! – искренне ответил Ратников. – Кто вам придумал название, а, Костя?
– А звукореж наш и придумал. Классно работает, правда?
– Правда, – подтвердил Псковитин. – Даже певец ему не слишком мешал. Ну, бывай, Костя, спасибо.
– Мы придем еще. – На прощание Юля одарила мальчика пленительным взглядом невозмутимых глаз. – Спасибо за чудный вечер!
Юлин темно-синий «Рено», на котором она ездила в Москве, стоял рядом с клубом. До высотки на Котельнической набережной доехали по вечерним улицам быстро. Юра молчал, глядя на дорогу, и Сергей, сидевший рядом с ним, не знал, как прервать это молчание. Молчала и Юля, ее почти не слышно было на заднем сиденье.
Они вошли в огромный подъезд, и Сергей вспомнил, как пришел сюда впервые, когда Юрка только что купил эту квартиру.
– Ничего себе! – удивился он тогда. – Зачем подъезды-то большие такие? Лучше бы квартиры сделали побольше.
– Не волнуйся, – улыбнулся Ратников. – На квартиры тоже осталось. А что, пусть будут большие подъезды, разве плохо? Это ведь что-то значит…
– То есть? – удивился Псковитин.
– Это значит, что у здания есть какая-то скрытая идея, которая не умещается в его назначение, понимаешь? Я, когда квартиру здесь решил покупать, специально присмотрелся – и в МИДе, и в «Украине». Да и в университете то же самое. Они все не примитивные, не для того только, чтобы есть да спать.
– Нравится тебе сталинская мощь! – усмехнулся Псковитин.
– При чем здесь мощь, да еще сталинская? Я и сам пока в этом не разобрался – что так привлекает в этих излишествах.
Сергей не понял тогда, о чем говорил Юра. Так бывало часто: он не понимал, но это было неважно. Когда Ратников говорил что-нибудь такое, Сергей видел то, чего не видели многие понимавшие, – Юрину светящуюся душу…
Юрка любил сидеть на кухне. Да разве он один, многие в Москве сохранили привычку к кухонным посиделкам, даже если семья переставала ютиться в малометражке и в них не было больше необходимости.
Но Юля накрыла кружевной скатертью низенький столик в просторной гостиной, расставила бокалы, нарезала сыр, принесла фрукты. И они уселись втроем в огромные кресла вокруг стола, глядя друг на друга, – люди, знающие друг друга с того самого момента, когда вспыхнуло их сознание в младенческой тьме.
Они молчали.
После того как та мгновенная и мучительная догадка пронзила Сергея, он украдкой наблюдал за Ратниковым и Юлей, с тоской ловя подтверждение. На столе горели свечи в хрустальных подсвечниках, живые огоньки пламени плясали в Юлиных глазах… Юрины глаза были опущены.