«А что тебе вообще мешает? – зло подумал Сергей. – Марсианка!»
Пожалуй, он был несправедлив к Юле. Но очень уж злила его эта неожиданная Юркина дружба. А той – хоть бы хны!
Наконец он спросил самого Юрку. Еще, правда, надо было найти время, чтобы спросить, так редко они теперь виделись.
– О чем это Сашка говорил тогда – ну, у костра, помнишь?
– Ты же слышал, – пожал плечами Юра. – О мировых информационных системах.
Тогда Сергей и услышал впервые эти слова.
– Да? А я не очень понял… Объясни!
Сергей знал, что Юрке совсем не трудно объяснить, и он надеялся сейчас, что тот увлечется, перескажет все своими словами – и исчезнет странное чувство смутной опасности, исходившее от Сашиных речей.
– Он говорил, – начал Юра, словно бы нехотя, – что информационные потоки опутывают земной шар так же невидимо и прочно, как радиоволны. Это суть нашего времени, главное его событие, которое разворачивается на наших глазах.
– Так уж и главное? – усмехнулся Сергей.
– Он считает, да.
– А ты?
– Что – я?
– Ты тоже так считаешь?
– Я пока не знаю… – Голос у Юрки стал именно таким, каким все чаще становился в последнее время, с началом его дружбы с Неделиным. – Но хочу понять! Саша говорит: закладывается структура человеческого будущего…
«Саша говорит»! Глухая злоба поднималась в Сергеевой груди. Если все в этом будущем будут такие, как Саша, пропади оно пропадом!
– Думаешь, он такой безобидный? – спросил Сергей.
– Кто? – удивился Юрка.
– Да Сашка твой! Он тебя корежит, ломает, неужели не видишь? Смотри, как бы он сам тебя не опутал, а не потоки!
Наверное, странно было говорить такое о щуплом, невысоком очкарике Саше, но Сергей был уверен в каждом своем слове! Он физически ощущал, как Неделин словно загоняет Юрку в какие-то рамки, определяемые по собственному усмотрению. И Сергея бесило, что Юрка безропотно подчиняется его незаметной, но жесткой воле.
– Он много знает, – решительно сказал Юра. – Он не просто знает, а умеет структурировать свои знания, применить их к настоящему и будущему. А мне это необходимо, понимаешь? Он улавливает самую суть событий, он в состоянии их формировать.
И тут Юрка осекся и замолчал, словно решив, что Сергею все это неинтересно и ненужно. Вот этого никогда не бывало прежде – и Сергея словно ножом полоснули…
– Как знаешь, – пожал он плечами и отвернулся, чтобы не выдать своей обиды и боли. – Мне-то что?
Впрочем, он забыл бы любую обиду, если бы Юра не забывал его. А это происходило все неотвратимее, день ото дня этот ком катился под гору все стремительнее.
Так прошел год, и не было в Сергеевой жизни года тяжелее…
– Что ж, пора нам, видимо, перебираться в город!
Сергей оторвал голову от подушки. Ветер тихо шевелил белую накрахмаленную занавеску на окне летнего флигеля, августовское утро обещало ясный, теплый день.
– А Сереженька где, спит? – снова услышал он голос Эльвиры Павловны, Юркиной мамы.
– Да спит, набегался! – ответила его мать. – Горе с ними в этом возрасте, это вы правильно говорите. Учиться им надо, над книжками сидеть побольше, а не по девкам гонять. Мой-то… И ведь вон какой вымахал, как его остановишь?
– Что до меня, я бы так и жила на даче, – продолжала Эльвира Павловна. Они с Сергеевой матерью говорили каждая о своем, но были вполне довольны беседой. – Но Юрочка вырос, давно вырос из деревенской школы. Ведь выпускной класс, через год поступать! Папа наш уже договорился, берут в математическую, в самую… Если бы вы знали, чего это стоило! Разве их интересуют способности мальчика, у них ведь другие критерии. Конечно, отсюда не наездишься, но оставлять его в городе на попечение Ингушеньки… У нее ведь свои интересы, она вся в искусстве. Впрочем, это тоже мысль… Мне так не хочется менять свою жизнь, если бы вы знали, Клавдия Васильевна!
Сердце у Сергея сжалось. Значит, уедет Юрка… Мать и раньше предлагала ему перебираться в Москву, идти в «самую» школу, но он только отмахивался:
– Мамуля, если я такой гений, как ты думаешь, не пропаду и в этой, да? Тебе же здесь нравится жить – ну и мне тоже.
«Теперь-то не станет отказываться», – тоскливо подумал Сергей.
Юрка теперь ездил в Москву часто, возвращался с последней электричкой или вовсе оставался ночевать на городской квартире. У Саши были какие-то знакомые в Москве – «свой круг», как он говорил. Он ввел в этот круг Юру, и все, что находилось за пределами этого круга, – отошло на второй план. Юрка был увлечен общением с этими новыми людьми, но и увлеченность его была какая-то странная – самоуничижительная.
Кроме того, Неделин, кажется, вообще стремился в Москву. Его притягивал этот город, он даже стихи писал о нем. Юрка как-то прочитал Сергею: «Он закрыт мне, этот город, этот странный мегаполис…» – что-то такое.
– Ты знаешь, я сейчас так много впитываю в себя, как губка, – сказал он однажды.
Это был короткий, случайный разговор. Они столкнулись на платформе Листвянка. Юрка ждал электричку на Москву, а Сергей провожал туда мать по каким-то хозяйственным делам.
Он молчал, смотрел на Юру.
«Вот и все, – думал. – Вот и кончилось все – вот так, без надежды…»
– А как же Юля? – вдруг спросил он, хватаясь за последнюю соломинку. – Ты уедешь, а она как же?
– А что Юля? – пожал плечами Юрка. – Я же ее люблю, я на ней женюсь, и она поедет со мной. Что для нее изменилось?
«Для нее – и правда, ничего», – подумал Сергей.
Торжественного, с «отвальной», отъезда Ратниковых в Москву не произошло. Эльвира Павловна так и не решилась поменять свою жизнь – Юра перебрался в город один. Правда, его сестра Инга уже училась в Суриковском институте и тоже жила в Москве, но это мало что значило. Инга всю жизнь была занята только собой, да Юрка и не ждал от нее никакой заботы.
Березовая дача так и не стала домом для Неделиных: они вскоре получили квартиру в Москве. Остались на огороде бесполезные березы – никто не стал их выкорчевывать…
Все это доходило до Сергея какими-то фрагментами, обрывками. Жизнь с ее мучительной несправедливостью, с ее необъяснимостью и одиночеством захлестнула его мутными волнами, и он только изредка находил в себе силы для того, чтобы выныривать на поверхность. Наверное, он начал бы пить – и это было бы еще не самое худшее, что могло с ним произойти, – если бы не Катя Рослякова, его неизменная, жадная до любви, ласковая женщина.
– Ты что смурной такой, а, мальчик мой сладенький? – спрашивала она, лежа рядом с Сергеем на узкой кровати в летнем флигеле и отдыхая на его плече от объятий и поцелуев. – Девка какая не дала? Не обращай внимания, все они стервы! Или тебе меня мало?