Наверное, она была права – почему бы матери не беспокоиться обо всем этом? Но Лиза испытывала такую гадливость, словно наступила на змею. Что же теперь – клясться в любви к Арсению? Нет уж, этого мадам от нее не дождется!

К счастью, Валерия Константиновна и не ожидала от нее ни оправданий, ни объяснений.

– Вот поэтому, – сказала она, – я и забежала, чтобы взглянуть на вас. Что ж, внешность у вас располагающая. Ну, я и не сомневалась, что у Арсения хороший вкус. Но за этой внешностью может скрываться все, что угодно. Поживем – увидим. А на данном этапе – уж вы извините, Елизавета! – я не вижу необходимости знакомиться с вами более близко. – Валерия Константиновна погасила окурок и встала. – Надеюсь, вы не станете сообщать о моем визите Арсению, – сказала она. – Он сегодня задержится часа на два, я звонила в клинику. Живите, что ж, если его удовлетворяет ваше общество.

– Спасибо. – Лиза не смогла сдержать иронии.

Не глядя больше на нее, Валерия Константиновна вышла в прихожую. Поколебавшись, Лиза все-таки последовала за ней: невежливо как-то не проводить. Та уже облачилась в шубу и теперь поправляла круглую шапочку перед зеркалом.

– До свидания, Елизавета, – сказала она.

– До свидания, – ответила Лиза.

Дверь захлопнулась, и Лиза осталась в прихожей, не зная, что думать об этом визите. Как ни странно, и тон, и слова Валерии Константиновны задели ее гораздо меньше, чем она могла бы ожидать от себя. Что ж, приходила мать, устроила смотрины – почему бы и нет? В конце концов, она даже не сказала, что Лиза ей категорически не нравится, а хоть бы и сказала – какое Лизе дело до ее мнения? Есть на что обращать внимание!

Неприятный осадок остался у нее в душе, но к тому времени, когда вернулся Арсений, этот осадок почти исчез.

Глава 7

Неторопливый ритм их жизни нарушился незадолго до Нового года. Лиза уже начала покупать елочные игрушки, уже присмотрела подарок для Арсения – изящный и сравнительно недорогой несессер, – когда ее вдруг охватили совсем другие заботы.

Вернее, она тревожилась уже давно, но в середине декабря поняла, что ее опасения не беспричинны. Лиза взяла календарь и лихорадочно стала подсчитывать дни. Тысячи женщин делают это время от времени с тем же беспокойным чувством, но для Лизы внове были подобные тревоги, и она холодела от страха.

В результате несложных подсчетов она поняла, что почти наверняка беременна – и довольно давно, не меньше двух месяцев. Лиза опустилась на диван, выронив календарь. Но почему же она подумала об этом только теперь? Ведь она уже давно сомневалась и недоумевала, и гадала о причинах… Да какая же причина может быть проще этой! Она почувствовала, что руки у нее дрожат. Это был совершенно необъяснимый страх. Отчего бы ей, любящей, любимой, так уж бояться беременности? Рано или поздно это должно было произойти, чему же удивляться! Правда, Арсений спрашивал ее, знает ли она, как надо предохраняться, и Лиза кивала, но на самом деле она очень и очень сомневалась, что те нехитрые уловки, о которых она слышала от девчонок еще в школе, действуют так уж безотказно. А расспросить Арсения подробнее она почему-то не решалась…

И теперь она сидела в полной растерянности, не зная, что ей предпринять. Хотя что можно предпринять в такой ситуации? Для начала Лиза решила пойти к врачу, чтобы удостовериться окончательно, и, пролистав все ту же «Из рук в руки», быстро обнаружила, что совсем рядом, на Страстном бульваре, есть платный кабинет.

Лиза пошла туда на следующий же день, чувствуя по дороге, что ноги у нее становятся ватными.

Миловидная девушка в уютной приемной приняла у нее деньги, записала фамилию, адрес, даже не спросив паспорта, – и уже через пять минут пригласила в кабинет.

– Ну-с, юная дама – Елизавета Дмитриевна? – поинтересовался пожилой врач. – На что жалуетесь?

– Я… Мне кажется… Я хотела, чтобы вы посмотрели, вдруг я беременная…

– Вдруг! – усмехнулся врач. – Вдруг это не бывает. Когда были последние месячные?

Он осмотрел Лизу быстро и совсем не больно – как она почему-то боялась. Она вообще-то ни разу не была у гинеколога, хотя и постеснялась признаться в этом врачу.

– Значит, вдруг? – повторил врач. – Да, вы не ошиблись. И, между прочим, уже десять недель.

– Это много? – спросила Лиза.

– Смотря для чего, – улыбнулся он. – Рожать рановато, потерпите еще неделек двадцать восемь. А вы, извините, замужем?

– Нет, – ответила Лиза. – То есть да.

– Ну, нет или да – дело ваше. А аборт я вам делать все-таки не советую, – сказал врач, заполняя какой-то листок. – Девушки не очень с этим церемонятся, но срок у вас большой. Все у вас в порядке, таз нормальный, отчего же вам не рожать?

Лизу удивило его спокойное равнодушие. Ей почему-то казалось, что врач непременно будет расспрашивать ее, сочувственно кивать головой, давать советы. Вместо этого он спросил:

– Все, Елизавета Дмитриевна? Нет больше жалоб?

– Н-нет, – пробормотала Лиза.

– Тогда всего доброго. Абортов мы здесь все равно не делаем, роды тоже не принимаем. Мариночка, есть еще кто-нибудь?

Лиза вернулась домой в еще большем смятении. Что же ей делать? Она вспомнила, что врач говорил об аборте. Да как же это? При чем здесь аборт? Она содрогнулась.

Лиза много слышала подробнейших описаний абортов. Некоторые ее одноклассницы успели их сделать еще в школе и гордо рассказывали об этом подругам. А уж на картошке половина разговоров перед сном была на эти темы. Аборт представлялся Лизе чем-то ужасным: дикая боль, кровь, грубость… Именно об этом рассказывали все, кому довелось его делать.

Но дело было не только в боли, которой Лиза тоже ужасно боялась.

«Ведь это значит, – думала она, – что я его убью? Вот просто так возьму и убью какого-то человечка, которого еще нет?»

Пот выступил у нее на лбу. Да, это будет похлеще боли!

И вдруг она успокоилась.

«О чем же я волнуюсь? – спросила она себя и едва не рассмеялась. – О чем же я волнуюсь, если не собираюсь этого делать? Ведь я просто беременная, и что мне рассуждать, надо просто дождаться, когда все это произойдет. Двадцать восемь недель, так он сказал? Целая вечность!»

Лиза пока не представляла себе самого этого ребенка. Двадцать восемь недель, остававшиеся до его появления на свет, не позволяли его представить. Но она вдруг с удовольствием подумала, что сама совсем переменилась теперь, что ее жизнь освещена теперь каким-то особенным светом. Она, Лиза Успенская, стала совершенно другой, чем прежде, и это произошло так необъяснимо просто, так незаметно для нее!

Лиза даже вышла в ванную, чтобы взглянуть на себя в зеркало. Ей казалось, что она и выглядит теперь иначе. Но из обшарпанного зеркала без рамы на нее смотрела все та же девушка, что и всегда: зеленоглазая, со светлым ореолом волос, и взгляд у нее был совсем не уверенный, а, как и прежде, немного удивленный.