— Но в этом возрасте все дети худые, — попыталась оправдаться Любаша.
— Да?! — Степанида Трофимовна ткнула пухлым пальцем в отпрыска. — Трофим в детстве всегда был аппетитным!
Худой как велосипед, о котором постоянно мечтал его сын, Трофим не стал спорить с матерью. Споры всегда заканчивались одинаково: мама обижалась, грозила бросить все и уехать в деревню, чем пугала Любашу, и им приходилось потакать ей во всем. Правда, чтобы быть справедливым, стоило отметить, что Степанида Трофимовна чаще находилась во вполне адекватном состоянии и, если с ней не спорили, ни с кем не ругалась. Этот раз был явно из ряда вон выходящим, отсюда ее поведение казалось неадекватным. Но получить новый дом хотелось всем.
— Все, — радостно сказала Степанида Трофимовна, когда от запаха гари в комнатах дышать стало нечем. — Пошли резать лук!
Трофим, сидя в старом шатком кресле-качалке, которое еще видело зад современника Чапаева, нервно передернул головой.
— Так держать, сынок, — похвалила его мать. — Мы им еще покажем!
Андрей Туровский, выйдя из машины, еще раз сверился с адресом, написанным на листке блокнота, посмотрел на длинную, петляющую дорогу в рытвинах и ухабах, мысленно пересчитал старые кособокие домишки и удовлетворено крякнул. Сникший от увиденного понурого пейзажа городской окраины Василий Копейкин с недовольным видом, какой обычно принимали члены жилищной комиссии комитета социальной помощи населению при очередном посещении малоимущих граждан, претендующих на бесплатное жилье, неохотно вылез следом за сыщиком.
— Приехали, — резюмировал Туровский и кивнул на обшарпанное жилище, всем своим захудалым видом требующее немедленного сноса. — Здесь проживает семья Огурцовых-Копейкиных, которая может приветливо распахнуть тебе, Василий, как родственнику, пылкие объятия.
— Я не хочу объятий, — поморщился Копейкин, — чувствую, что здесь я не в своей тарелке. И вообще, из дома странно пахнет.
— Эх, Василий, вспоминай, так пахнет бедность!
И Туровский толкнул хлипкую калитку, та, заскрипев, пропустила мужчин внутрь.
Копейкин не успел вымолвить ни слова протеста по поводу того, что ничего из увиденного он не помнит и вспоминать не собирается, как на них стремительно, бешено вращая круглыми глазенками, из песочницы выскочили два мелких бесененка и повисли — один на Копейкине, другой — на сыщике.
— Дяденьки, — залепетали они, — дайте денежку! Дайте денежку, а то кушать очень хочется. Бабуля, мы правильно говорим? Денежку дай!
Туровский отлепил детей от себя и Копейкина, сунув мальчуганам по десятке, и подтолкнул в сторону песочницы. Довольные дети умчались также стремительно, как и появились. Он отряхнул светлый льняной костюм и перевел взгляд на Василия.
— Я что, должен их помнить?!
Туровский пожал плечами и пошел к дому.
— Батюшки-светы! Батюшки-светы! Какие гости дорогие к нам пожаловали!
На крыльцо вывалилась огромных размеров пожилая дама в рваном, местами до неприличия, халате, к засаленным бокам которого прижимались две хрупкие малолетние девочки. То, что это были девочки, Туровский догадался по испуганно торчавшим косичкам. Неопрятный, замызганный вид малышек кричал о крайней нищете, в которой пребывали их родители. Они, кстати, выглядывали из-за широких плечей пожилой дамы и смущенно улыбались.
— Долгожданные вы наши! — продолжила кричать дама и полезла обниматься.
Василий Копейкин побледнел, кровь отхлынула от его лица, он был готов потерять сознание.
— А ты чего тут стоишь, эпилептик?! Марш в кресло! — скомандовала дама, обращаясь к одноглазому сыну. — Не ровен час свалится на людей добрых, совсем подорвано здоровье у человека…
Василий, приняв возглас на свой счет, вырвался из цепких объятий и ринулся в комнаты, расталкивая хозяев, чувствуя, как земля уходит у него из-под ног. Там он снова едва не потерял сознание от едкого дыма, защипавшего моментально заслезившиеся глаза. Обессиленный, он рухнул в первое попавшееся кресло, показавшееся из всей древне-старомодной, практически убогой обстановки жилища наименее ущербным. Оно оказалось по иронии судьбы старым креслом-качалкой, не выдержало напора и развалилось на деревяшки, бросив Копейкина на скрипучий пол. Василий громыхнул полным мешком с костями и жалобно застонал, прижимая к груди какую-то деревяшку.
— Вот так и живем! — многозначительно изрекла Степанида Трофимовна, помогая бедолаге подняться.
— Василий, — пробормотал Туровский, — не нужно так отчаиваться, еще не все потеряно…
— Все потеряно, — перебила его Степанида Трофимовна, выставляя перед Туровским из закутка двух хилых подростков с прилипшими к позвоночнику животами, — ничего у бедных детей не осталось! Родители, — она кивнула на прижавшихся друг к дружке Трофиму с Любашей, — из последних сил выбиваются, чтобы обеспечить детям такую жизнь!
— Я бы от такой жизни повесился, — честно признался Копейкин, поднимаясь.
— Мальчики! — скомандовала Степанида Трофимовна.
«Я начал жить в трущобах городски-и-и-их
и добрых слов я не слыхал,
когда ласкали вы детей свои-и-их,
я есть просил, я замерзал.
Вы, увидав меня, не прячьте взгляд,
ведь я ни в чем, ни в чем не виноват»…
Тоненькими, страдальческими голосами мальчишки выбили скупую мужскую слезу у и без того опечаленного Василия.
В этот момент дверь в комнату приоткрылась и показалась всклоченная голова еще одного подростка.
— Не опоздал? — прошептал он, обращаясь к Степаниде Трофимовне. — Собрал всех, кого нашел…
— Заходите, внуки мои! — зычным голосом повелела Степанида Трофимовна.
И комната наполнилась двумя десятками разнокалиберных детей, грязными, оборванными и несчастными. Внимательно приглядевшись, Туровский с удивлением обнаружил среди них отпрысков лиц южных национальностей, кучерявых земляков жителей Африки, попался даже один азиат с такими узкими глазенками, что сыщик засомневался, что ребенок вообще что-то видит или просто он решил закрыть глаза на свое убогое существование.
— Пардон, Степанида Трофимовна, — обратился к ней, недоумевая, сыщик, — в вашей семье должно быть двенадцать детей.
— А что я могу поделать? — развела руками Степанида Трофимовна, после чего вытолкала вперед себя невестку Любашу с огромным животом. Перед самым приходом гостей она успела засунуть той под халат подушку. — Они плодятся и размножаются, ориентируясь на национальные приоритеты великой страны, светлым будущим которой являются!
Туровский, окинув хитрые сопящие мордашки, засомневался в светлом будущем страны с таким шельмоватым населением.
— М-да.
— Я что, должен это помнить?!
— Нет, — сказала Степанида Трофимовна, тряся Василия за руку, — как лицо заинтересованное, вы должны нам новый дом!