Уходя, Лера не выдержала и посмотрела на Молохова. Он стоял в стороне от копошащихся санитаров и говорил по мобильному телефону. «Звонит жене, – досадливо подумала Лера, – делится радостной вестью, что нашел клад и поймал кучу преступников».
– Докладываю, товарищ профессор! – говорил Молохов. – Задание выполнено. Местными властями оказана всесторонняя помощь. Клад в наших руках.
«У них целая банда», – заключила Лера и поднялась по лестнице следом за матерью.
Настроение было скверное. Подруги сидели на кухне и хлебали жидкий супчик, сваренный Натальей Васильевной. В кулинарном мастерстве она не блистала умением, зато среди общественниц ей не было равных. Напичканная техникой просторная кухня депутатской квартиры сияла чистотой и порядком. Казалось, такой же порядок должен был быть в душе Морозовой-старшей, однако дама находилась в растрепанных чувствах. Подруга ее дочери выходит замуж за вполне приличного парня, которого она охомутала за считаные дни. А ее бестолковая дочь в который раз оказалась у разбитого корыта: осталась без клада и без мужика. Наталья Васильевна сердито посмотрела на девушек, таких жалких и приунывших, вздохнула и приказала:
– Сейчас же в постель отсыпаться, после обеда придется идти в милицию давать показания.
– Интересно, – протянула Лялька, зевая, – они уже посчитали, сколько там миллионов, или еще считают? Неужели нам совершенно ничего не причитается, мы же нашли эти сокровища!
– Ничего, – ответила ей Лера. – Помнишь, Молохов как раз перед этим говорил нам, что если кладоискательством заниматься без ведома хозяина, то все найденное будет принадлежать ему.
– Кому это, интересно, ему?
– Государству, – объявила Наталья Васильевна, поднимаясь. – Или тому, кто спрятал сокровища, к примеру Ивану Грозному. Но так как он не сможет явиться в милицию и претендовать на них, то точно – государству.
– А если доказать, что мы – его родственники? – озадачилась Ляля.
– Наши родственники были бунтарями, старообрядцами и шли против царей, – сказала Наталья Васильевна и добавила, закрывая за собой дверь: – Тарелки после себя обязательно помойте!
– Молохов тоже сволочь порядочная, – заявила Лялька, – явился, не запылился. Вместо того чтобы помогать, встал на сторону ментов!
– А он им не помогал, – догадалась Лера, – он делал свое дело. Молохов и есть мент. И по мобильному он докладывал о том, что задание выполнено, и обращался к тому, кому звонил, «товарищ». Кто у нас сегодня товарищи? Только военные и милиция. Остальные – господа.
– Да ты что?! – удивилась Лялька. – Разве такое возможно? Он же приехал в город как научный сотрудник для реставрации памятников старины!
– Они профессионалы, мимикрируются в разные отрасли науки и производства, – вздохнула Лера, – даже под влюбленных косят настолько достоверно, что можно потерять голову.
– Ты была в него влюблена? – спросила Лялька.
– Я рада, что это было не так заметно.
– Да нет, – подруга опустила глаза, – заметно было. Это я так спросила, для приличия. Но ты не думай, что я брошу свою подругу в такой ответственный момент. Я помогу тебе от него избавиться.
– Он уже сам избавился от меня, – уныло проговорила Лера.
– Не в этом смысле. Нужно выкинуть его из головы. Освободить мысли от навязчивого образа. Я-то знаю, насколько это сложно, самой не раз приходилось выкидывать.
– Я тоже в этом деле не новичок, – заметила Лера, – только этот зацепился так прочно, что становится страшно. Вдруг это моя единственная любовь на всю оставшуюся жизнь? Тогда точно останется только ходить к вам с Ником в гости и нянчить ваших детей. Я буду им крестной матерью, если возьмете…
– Возьмем, не переживай, – обнадежила ее подруга. – Как ты думаешь, я располнею после родов?
– Если станешь соблюдать диету, то вряд ли.
– Это так же тяжело – соблюдать диету, как и выкинуть Молохова из твоей головы, – пожаловалась Ляля. – Вот Сережкиной повезло. Она два дня ползала по подземелью и скинула половину веса, я ее сначала и не узнала. А у меня теперь цели нет. Раньше сокровища подстегивали, боялась, что в щели не пролезу, застряну и умру с голодухи. А теперь, когда Ник твердит мне каждый раз, что любит меня такой, какая я есть, все стимулы пропали.
– Ник тебя действительно любит, – сообщила Лера подруге. – Тебя, Лялька, не любить невозможно. Ты человек-праздник, всегда веселая, в хорошем настроении, небольшая доля глупости и авантюризма придает тебе загадочность. А я скучная, вялая, слишком правильная…
– Неправда! – возмутилась Лялька. – Ты тоже глупая авантюристка, раз полезла с нами клад искать.
Лера улыбнулась, собрала посуду и поставила ее в раковину. Она решила, что эту идеальную кухню пусть хоть что-то очеловечит, хотя бы грязные тарелки. Нельзя все время быть правильной, умной и решительной. Как и нельзя сидеть на вечной диете. Сейчас она выспится, а вечером зайдет в магазин, накупит себе конфет, тортов, булочек, наварит щей и устроит праздник живота. У нее, как и у подруги, нет никаких стимулов поддерживать свое тело в идеальном состоянии.
Ей приснился странный сон. То, что действующим лицом в нем был Молохов, было вполне нормально. Но то, что она убегала от него, держа в руках сундучок с сокровищами, было противоестественным. Наяву Лера бы не побежала от Молохова, она бы кинула ему сундук под ноги, фыркнула и гордо удалилась. В своем сне она бежала не домой, а к большому каменному зданию с резными воротами, у которых толпились люди и стояли раздолбанные сани с набросанным поверх сеном. Вот Лера увидела, как из дома вышла богато одетая боярыня и погрозила ей пальцем.
– Что, не уберегла мои сокровища?! – Боярыня еще раз махнула ей скрюченным пальцем, запахнула шубу и бухнулась в сани, осеняя толпу запрещенным двуперстным крестом. – Хоть изумрудный перстень сбереги для моих потомков! – закричала она, когда лошадь рванула с места и понесла ее в изгнание.
Лера открыла глаза. Перед ними явно «стояло» кольцо с изумрудом, обрамленное грубыми золотыми лепестками цветка. Лера отмахнулась от видения. Она не помнила, куда делся Молохов в ее сне – да и куда он денется? Сидит небось отчеты пишет, как выполнял задание. Она растормошила Ляльку, позвонила Нику, и они договорились встретиться в стенах местного УВД через полчаса, как раз к назначенному им времени.
Нину Альбертовну Сережкину отрывали от сундука два часа. Она кусалась, царапалась, извивалась змеей и производила все действия, которые подходили под описание нервного потрясения. Медицина бессильно развела руками, правоохранительные органы попытались с ней договориться по-хорошему, пообещав дать ей возможность еще пару раз взглянуть на сокровища перед тем, как их отправят в хранилище. Сережкиной показалось этого мало, и она плюнула начальнику УВД на брючину. Он разъярился и попытался вытащить ее из ямы собственноручно. Сережкина укусила начальственную руку, и попыток тянуть ее из ямы больше никто не предпринимал.