– Замерзла, пока тебя дожидалась, – призналась она подруге и повела ее греться в ближайшее кафе. – Давай, рассказывай! – потребовала она, когда девушки расположились за столиком.
– Я тебе уже обрисовала основные моменты пошлой новогодней ночи, ты хочешь подробностей пламенной сцены с Дружининым?! Так вот, он сказал Максиму, что тот разговаривает с моим бывшим женихом. После этого он не звонил. Все, Эля, отныне я свободная женщина и будущая защитница угнетенных. – Липа достала сигарету и закурила.
– Ты же бросила! – укоризненно закачала головой подруга, решив немного схитрить и развязать Липе язык после коктейля, который тут же заказала подошедшему к ним официанту. – А кто такие угнетенные? – поинтересовалась Эля, предполагая, что ими могут быть малообеспеченные слои населения.
– Кто?! – Брови Липы сошлись на переносице. – Как ты можешь об этом спрашивать?! Конечно же, мы, женщины. Стас меня угнетал. Он требовал, чтобы я бросила курить, пить, встречаться с подругами. С тобой, к примеру.
– Подлец! – в сердцах высказалась Эля. – Рабовладелец! Хорошо, что ты его бросила.
– Это он меня бросил. Но по большому счету все равно, кто кого. Главное, что мы расстались.
– А тот, другой? – Эля заинтересованно уставилась на подругу.
– А что тот? – развела руками Липа. – Он, конечно, герой. Стойко держал оборону от меня, от своей невесты, – она довольно хихикнула, – уже бывшей, и от своей матери. Но он герой не моего романа.
– Мне показалось, что ты сказала об этом с сожалением, – заметила проницательная Эля.
– Ничего подобного, – возразила Липа, – я ни о чем не жалею, кроме сумки, которую у него забыла.
– Ты забыла ее там специально для того, чтобы вернуться?! – обрадовалась подруга.
– Как вы все одинаково узко мыслите! – пожала плечами Липа. – Ничего я не делала специально.
– Как можно забыть собственную сумку, где складирована вся косметика?! – недоумевала та.
– Так же, как и перепутать автовокзал, город, дом и квартиру, – заметила Липа.
– Ну, такое может с каждым произойти, – выразила свое мнение Эля. – Помнишь, на первом курсе в турпоходе я перепутала палатки? Всю ночь проспала в обнимку с Федькой Скрипкиным, тот пришел в ужас, когда узнал, что между нами ничего не случилось. А что могло случиться, когда мы не то что двигаться не в состоянии, еле языками ворочали!
– Да, – вспомнила Липа, – хорошее было время. Скрипкин, кстати, так и не женился.
– Зато я теперь замуж выхожу, – похвасталась Эля и спохватилась: – У моего жениха такие солидные друзья! Хочешь, я тебя познакомлю с одним из них?
– Один солидный друг у меня уже был, – горестно ответила ей Липа и потянулась к бокалу с коктейлем, услужливо поставленным официантом ей прямо под нос.
К концу разговора, а его пришлось-таки завершить, время неумолимо приближалось к трем часам дня и Липе нужно было ехать в Домжур, на столике стояли несколько пустых емкостей из-под спиртного и сиротливая тарелка с нарезкой сырокопченой колбасы.
– Я так рада, – признавалась Липа подруге, – что ты меня окрылила! – Она попыталась подняться. – Только теперь я отчего-то ходить не могу. – Она плюхнулась обратно и испуганно поглядела на Элю. – Мы что, опять много выпили?! Элька, я алкоголичка!
– Ничего подобного, – махнула та рукой, – просто мы залили твое горе по самое горло.
– Элька, у меня ответственное интервью через полчаса! Главред меня линчует, если я его сорву! – Липа все же встала и обвела зал мутными глазами. – Официант! Такси!
Скороходовой, по причине присутствия совести, пришлось провожать свою подругу на задание. Они благополучно доехали до места на такси и выгрузились в большом зале, где, кроме них, собрались и другие журналисты. Олимпиада обрадовалась, что Глазовская решила дать интервью сразу оптом и не придется дышать ей в лицо перегаром. Она поправила солнечные очки и села рядом с Элькой, которая увела ее в самый конец зала. Покопавшись в сумке, Липа достала блокнот и попыталась начать конспектировать, но буквы расползались, а рука роняла ручку. Липа плюнула, сказала Эльке, что «высший пилотаж журналиста, это когда он не пользуется ни ручкой, ни диктофоном, а лишь ушами», и приготовилась слушать. Скороходова кивала головой, подбадривая подругу, она никак не ожидала, что Липу развезет до такой степени. Последствия от выпитых коктейлей испарялись из головы по прошествии трех-четырех часов, но в данный момент спиртное продолжало действовать.
– Сидим тихо и слушаем, – сказала Эля подруге, та согласно кивнула и притихла.
Глазовская прибыла в зал с опозданием, решительно прошла к своему месту и поздоровалась с журналистами. Послышались щелканья диктофонов, трель камер, зал осветили многочисленные вспышки фотоаппаратов. Великую феминистку ничто не смутило, и она повела разговор жестко и прямолинейно. Олимпиада вглядывалась на сцену, где сидели две Глазовские, и пыталась сообразить, двойняшки они или близнецы. После мучительных попыток определения родства она заявила Скороходовой, что обязательно должна задать сестрам Глазовским вопрос, иначе главред сживет ее с белого света. Эля попыталась воспрепятствовать подобной инициативе, но Олимпиаду уже понесло, и ее трудно было остановить. Она не дождалась всего пяти минут до окончания встречи.
– У кого еще есть вопросы? – поинтересовалась Глазовская.
– У меня! – раздалось с заднего ряда, Липа вскочила и сразу же рухнула к Элькиным ногам. Ей помогли подняться, но Липа упорно рвалась на сцену. Неожиданно легко она преодолела расстояние длиной во весь зал и забралась на трибуну. – Я хочу сказать, уважаемые Глазовские!
Феминистка поглядела вокруг себя и странно улыбнулась.
– Уважаемая Лима Ломановна Глазовская! – театрально громко начала журналистка Кутузова.
– Рима Романовна Грозовская, – с хищной улыбкой поправила ее та, – вы что, картавите?
– Это не я, – воодушевленно говорила Липа, не обращая внимания на замечания и шиканья, – это мой главред, старая сволочь, картавит! Это он, рабовладелец современности, заставляет меня трудиться день и ночь, когда все нормальные люди готовятся к Рождеству! – И она повторила голосом Сан Саныча: – Блосай все, Кутузова, и беги! Я и бросила, уважаемая Лима Ломановна! – Липа тяжело вздохнула и сняла очки. – Меня тоже бросили!
– Вас бросали об стенку, милая девушка?! – звонко прокричал мужской голос, реагируя на Липин фонарь, осветивший зал.
– Вот они, мужчины! – Липа уперла палец в зал. – Шовинисты проклятые! Они не дают нам, бедным девушкам, спокойно жить и работать! Я пострадала сразу от… – Липа принялась загибать пальцы и считать, – сразу от трех мужчин!
– Да! – вскочила со своего места верная подруга. – Она пострадала!
К Грозовской подошел охранник и чем-то поинтересовался. Ясно было, что он собирался взять буйную журналистку в охапку и стянуть ее со сцены. Но Грозовская отрицательно покачала головой и заинтересованно поглядела на оратора.