Марина J: Саш, мне без тебя скучно. Поверишь?
Да, Марина была упорной девочкой и продолжала атаковать Черри, надеясь на то, что парень падет под градом ее настойчивого обаяния. Его «нет» она явно не приняла за ответ. Этот резкий, но веселый и активный парень с яркими волосами и кучей тату понравился ей невероятно, и она желала заполучить его в свое личное пользование. «Раз говоришь, что ты – мой друг, то я буду твоим другом. Пока. Всячески буду демонстрировать свои дружеские чувства к тебе. А потом, когда вотрусь к тебе в доверие, ты уже сам не захочешь, чтобы наши отношения были только дружескими».
Она вообще не желала отступать – и в этом была очень похожа на свою кузину. Только вот Черри мыслил несколько по-другому, вернее, не по-женски, и не понимал, что Марина хочет быть просто другом. Он как-то вообще не очень верил в дружбу между мужчиной и женщиной. Парень продолжал пребывать в уверенности, что Марина с ним заигрывает. А подводить Дэнва он не собирался – дал слово не «трогать» подружку его Машки. Сам ведь знал, что дольше чем на неделю его не хватит. А вот Ланде в это верил. А еще он иногда совершал несколько иррациональные поступки, идя на поводу у своих чувств. Марину, эту веселую девушку с блестящими глазами, ему стало жаль. И он, сев перед ноутом, стоявшим на полу, и скрестив ноги по-турецки, напечатал ей ответ, не глядя на клавиатуру: «Хай, Марина! Прости, солнце, я был занят».
То, что ник, с которого отправлялись сообщения Ланде, значился как «Черри», беловолосого парня не слишком волновало.
А Марина ответила достаточно быстро, как будто бы терпеливо ждала сообщения от парня.
Марина J: Ничего страшного) Чем ты занят?
Черри: Нервирую окружающих)))
Марина J: Правда?
Черри: Аха
Черри: Правда)
Марина J: Так у тебя все нормально? Не могу дозвониться до тебя…
Черри: Телефон сломан. А так все отлично! Был немного занят с братом. Этот гренадер достал меня по самые гланды.
Черри: Ты как? Окейно?
Она принялась печатать ответ.
Ланде, ожидая его, забрал ноут с роутером в свою комнату и продолжил достаточно увлеченно переписываться с Мариной. Он отлично мог подделывать стиль Черри. Ему, правда, было слегка неловко за то, что симпатичную и милую девушку с чуть задранным кверху носиком все время игнорирует зеленоволосый «олух». Одновременно с перепиской парень думал о том, что случилось с Денисом, но звонить пока не решался – если с другом случилось… то, о чем говорил вечно пьяный идиот Челка, то ему явно не до друзей.
Надо заметить, больше о Дэне Ланде и Черри никому не говорили.
А Челка поведал обо всем лишь подошедшим друзьям-одногруппникам, которые, справедливости ради надо заметить, и так подслушали половину разговора.
– И чего теперь он будет делать? – спросил кто-то из музыкантов.
– Жениться, – с отвращением ответили ему. – Или алименты платить.
– Так это еще доказать надо, что чилдрен – его. Анализы, все такое…
– Чилдрен – это не один ребенок, это несколько. Сплюнте! Дэнву такое не надо! – тут же сказал со ржачем кто-то, явно хорошо знакомый с английским языком.
– Он же Лаки Бой, его пронесет, – возразили ему.
– А может, он сам захочет в загс валить?
– Точно, – заржал вдруг Челка, что у него на телефоне осталось то самое видео из «Алигьери», и его видели еще не все друзья-приятели. – Гляньте сюда, смотрите, какой Смерчуга клевый был, когда предложение по пьяни Машке делал! Это мы в «Чистилище» тусили. Весь народ угорал.
Парни тут же с интересом уставились в экран его мобильника.
– Только не базарьте про Дэна никому, – предупредил музыкантов Челка после того, как они, славно поржав, посмотрели то самое видео и скачали его к себе на телефоны. Ребята, словно болванчики, закивали и пообещали держать рты на замках.
Как ни трудно догадаться, обо всем случившемся довольно быстро стало известно большому количеству народа. Как это произошло, история вновь вынуждена умолчать. Но среди народа стали ходить самые интересные слухи, жаль, что до Смерча они так и не дошли.
Мы провели вместе неплохой день и вечер. Лера, которая, как оказалось, воистину была идеальной женщиной, сама приготовила вкусный ужин. Я вызвалась ей помогать, и мы, как подружки, проболтали на кухне обо всем на свете, к изумлению своего сыночка. А он, кстати, не просто так болтался на кухне, как это, к примеру, делает мой братец обычно, а тоже помогал, причем его помощь была куда более значимей, чем моя. А еще он не ныл и не канючил традиционные для голодных мужчин фразы: «Когда же будет еда-а-аа? Я голодный, сейчас умру. Чего вы там так долго возитесь?!» И этим заслужил мое молчаливое одобрение, хотя я видела, что его синие глаза явно были голодными. Умеет он все-таки скрывать свои чувства. А еще умеет убалтывать. За время, проведенное в компании его и его матери, я наслушалась кучу забавных историй, так что забыла о времени и от души насмеялась.
Лера, красиво сервировав стол, усадила нас с Дэном за него в большой комнате с камином, именуемой у них в доме столовой. Несмотря на то что эта женщина была вроде как женой состоятельного мужчины, она умела отлично готовить и, как оказалось после, для этого даже проходила специальные курсы.
– К сожалению, наш папа в отлете, – объявила грустно Лера. – Этот его вечный бизнес, сделки, партнеры отнимают у него кучу времени, да, Денис?
Тот кивнул, отодвигая мне стул. Он вообще был галантным и куда-то далеко запрятал свои извращенско-лапательские наклонности и просто улыбался мне, а один раз, когда решил убрать с моих волос непонятно как попавший туда кусочек зеленого салата, коснулся мимоходом губами щеки, правда, не забыл при этом шепотом добавить:
– Тыква.
А Лера продолжала:
– Поэтому мы будем ужинать втроем. А вот, кстати, и наш папа. Смотри, Маша.
– Где? – удивилась я.
– На стене, на портрете, – рассмеялся Дэн, открывая по просьбе матери бутылку красного полусухого вина.
Я глянула на стену и уставилась на большой семейный портрет в тонкой золоченой раме. Маслом на нем были изображены Лера, такая же красивая, как и сейчас, только с куда более длинными волосами; щеголяющий своими ямочками на щеках от улыбки Денис в возрасте лет двенадцати – в это время он был уже красавчиком, и взгляд у него был озорной-озорной; а третьим человеком, изображенным рукой неизвестного, но крайне умелого мастера, был мужчина в деловом костюме и совершенно обычной, но приятной, даже, может быть, благородной внешности: кажется, высокий, крепкий, русоволосый, с небольшими залысинами и орлиным носом.
Мама, папа и их сын. Изображены во весь рост, сидя. Два поворота головы в три четверти и один анфас. Лера – счастливая, Денис – радостный, его отец – умиротворенный. Все они сидели на кожаном диване под открытым окном, из которого вырывались солнечные лучи, освещающие пространство и делающие лица членов семьи Смерчинских оживленными и светлыми. Казалось, что их семья – некий символ гармонии.