Аленка сложила бумажку пополам и сунула ее в карман джинсовой куртки, которую собиралась надеть. После этого она тихонько прошла в туалет и достала из-за унитаза сложенную веревку. Проверив еще раз, что Аллочка мирно спит, уткнувшись в мокрую от слез подушку, она пошла одеваться. Аленка собиралась стать доброй феей. Она вытащила из сумки Аллочкин мобильник и нашла номер Емельянова. Сейчас или никогда! И она позвонила…
– Добрый вечер, – дочь подстраивала голос под материнский, что у нее успешно получалось. Их не раз путали по телефону даже близкие друзья. – Ты один? Без нее? Я жду тебя, приезжай. Иначе случится непоправимое. – Подумала, что бы еще такого добавить, дабы этот инфантильный мужик примчался сразу же после ее звонка, и произнесла томным голосом: – Любимый. – После чего сразу отключилась.
Пусть теперь выкручиваются сами, не маленькие дети, хотя у обоих ума кот наплакал. Какие ей экономические теории учить? Ей нужно спасать Аллочкино счастье. Конечно, не повезло, что пересдачу Смоленский назначил на завтрашнее утро. Ну, у Алены это не первый и не последний «хвост», как-нибудь сдаст по осени. Очень повезло, что на лестничной площадке только две квартиры. Очень повезло.
Алла открыла глаза и посмотрела на часы, они показывали одиннадцать. Она вспомнила, что так и не накормила Аленку ужином – совсем забыла со своими переживаниями, вскочила с постели и пошла в комнату к дочери. На кровати лежала записка о том, что она заночует у своей приятельницы Метлицкой, с которой они будут готовиться к зачету. Алла захотела возмутиться, поспорить, что вдвоем готовиться совершенно невозможно, что нужно корпеть над учебниками одной, но выступать было не перед кем. К тому же Аленка уже большая девочка и знает, что делает. Алла вздохнула и пошла на кухню, после всех волнений у нее разыгрался жуткий аппетит. Но наедаться на ночь было чревато лишними килограммами, и она решила ограничиться шоколадкой.
Неожиданно в дверь позвонили. Алла схватилась за волосы и побежала искать расческу. Наверняка это швед! Как она про него забыла?! Нет, она прекрасно помнила, что он сказал ей, что занят сегодняшним вечером. Еще горько сожалел, что им не удастся встретиться. Что-то изменилось в его планах, и он без приглашения решил наведаться к ней домой. Не дождавшись хозяйских шагов, в дверь стали барабанить руками. Это не швед – покачала головой Алла, собираясь поменять легкомысленную ночнушку на более приличное платье. Так стучать может только Аленка. Это у нее изменились планы, и она вернулась ночевать домой. Алла отбросила платье и пошла открывать дверь в чем была. Сейчас она выскажет дочери, что не следует забывать ключи от дома и колотить в дверь по ночам. Сейчас она…
– Я успел?! Непоправимое не случилось?! – Емельянов схватил ее за плечи и стал трясти, как грушу.
– От-пу-с-с-сти, – пробормотала изумленная Алла, жалея, что так и не переоделась, не расчесалась, не почистила зубы, не приняла душ…
– Все! – заявил тот, широкими шагами проходя в комнату. – Я пришел!
Алла засеменила следом за ним, мельком взглянув на себя в зеркало. Жуть! Если бы, вернувшись с работы, она не напилась успокоительного, то сейчас сердце разорвалось бы на части. Алла схватилась за грудь и постаралась ее прикрыть Аленкиной ветровкой, попавшейся под руку. В другой раз она бы выговорила дочери, что та раскидывает вещи, но в этот момент была ей благодарна за это.
– Тебе холодно?! – обернулся Емельянов с горящими от возбуждения глазами и прижал Аллу к себе. – Ты вся дрожишь. Пойдем, я заварю тебе крепкого чая, – он схватил ее за руку и потащил на кухню.
Алла глядела на его широкую спину и думала о странностях судьбы. Вот приходит мужчина, из-за которого она весь вечер проплакала и опухла до неузнаваемости, и они идут мирно пить чай. Если бы ей кто-то сказал об этом накануне, то она бы рассмеялась фантазеру в лицо. Она ткнула пальцем Емельянова в бок, чтобы проверить, не сон ли это. А то снова появится Вера Ивановна с грязной тряпкой и все испортит. Емельянов усадил ее на табуретку и принялся наливать в чайник воды.
– Я давно собирался тебе сказать, – говорил он, сверкая глазищами, – я обо всем подумал! Я принял решение. Вот! – он достал из кармана розовую коробочку, поставил ее перед Аллой и снова взялся за чайник. – Открой, посмотри!
Алла дрожащими пальцами прикоснулась к бархату и замерла. Если сейчас там не то, о чем она думает, то лучше умереть сразу, не мучаясь. Емельянов, тем временем доставший с полки буфета трехлитровую банку с медом, поставил ее перед Аллой и сел рядом.
– Если не подойдет, то мы купим другое. Мы… Мне нравится это слово. Да, мы! – И он схватил ее руку, крепко сжал и открыл коробочку сам. Там сияло бриллиантом изящное колечко. Алла закрыла глаза. Если это сон, то сейчас, когда она их откроет, кольцо исчезнет вместе с Емельяновым. – Я делаю тебе предложение руки и сердца. Аллочка, я понимаю, может показаться, что мое, слишком импульсивное решение поставило тебя перед нелегким выбором. Но я не прошу отвечать мне сразу. Ты можешь подумать, – Емельянов вскочил и принялся шагать по маленькой кухне. Из-за небольших габаритов свободного пространства у него получался один шаг вперед, разворот и один шаг назад. – Я не тороплю тебя с ответом. Попей чайку, съешь меда, – и он придвинул банку к ней поближе.
– Что я, Карлсон? – выдавила из себя Алла, отодвигая банку подальше.
– Я понимаю, – Емельянов остановился посреди кухни и тут же ударился головой о свисающий светильник. – Ульрих для тебя тоже многое значил. Но я дошел до края, откуда нет возврата. Или он, или я. Выбирай. – Емельянов сел на табуретку и тяжело вздохнул.
– Я выбираю тебя. – Алла услышала свой голос со стороны, он показался ей таким беспомощным, как и она сама. Не так нужно было ответить на это признание в любви. А было ли признание? Его-то не было! – Только я хочу знать…
– Я понимаю, – перебил ее Емельянов, – ты хочешь знать, люблю ли я тебя? – Она молча кивнула. – Ты это знаешь! – заявил Емельянов и снова вскочил. – Это знают все вокруг, скрывать наши отношения больше не имеет смысла.
– У нас были отношения?! – изумилась Алла, пододвигая к себе банку с медом и ковыряясь в ней столовой ложкой. Она начала волноваться, и к ней вновь возвратился аппетит.
– А ты считаешь, – Емельянов вернулся на многострадальную табуретку, – то, что было, не в счет?!
Алла уже не знала, что ей считать. В своем представлении она совершенно иначе воображала сцену признания в любви. Это должно было случиться романтичным вечером среди бушующей гроздьями соцветий сирени на свежем воздухе в сквере у фонтана. Емельянов должен был бухнуться на колени, поцеловать ей руку и склонить свою покорную голову, предложив тем самым делать с ним то, что ей вздумается. И она бы сделала. Алла представила, как она поднимает его голову и впивается в его губы. Вместо этого она зачерпнула еще одну ложку и проглотила мед. Емельянов неожиданно бухнулся на одно колено и уронил голову. Совсем как она представляла! Только вместо ее ног голова глухо ударилась о край стола, на котором противно задребезжала посуда.