Она собрала разбросанные вещи и запихнула обратно в гардероб.

Если он приедет, ей придется уезжать. Такая малая плата за нормальное трехразовое питание!

Пусть у Звонаревой не будет хватать денег на запеченную свинину по-французски, зато она может себе позволить докторскую колбасу. И яблоки! Как она любит яблоки!

Алла поняла, что проголодалась. Вся эта суета чуть не выбила девушку из колеи. Получается, что она так и не собралась с силами, раз опять думает о еде.

В дверь постучали.

– Нельзя! – прокричала Алла, прыгнула и повернула ключ в замке. Только после этого поинтересовалась: – Кто там?

– Костик, – сказал за дверью Константин. – Пришел выразить тебе соболезнования.

– Спасибо, – хмыкнула Алла, не собираясь открывать. – Зря соболезнуешь, я прекрасно себя чувствую.

– Есть хочешь? – поинтересовался тот. – Я принес тебе банан!

Алла звонко рассмеялась. И это после того, как она решилась на бунт!

– Ешь его сам, Костик, – довольно изрекла Алла и упала на постель.

– Сам? – тоскливо переспросил тот. – Черт! Черт! Я так и знал. Это несправедливо!

– А где ты видел справедливость в этой жизни? – глубокомысленно изрекла Алла и закрыла глаза.

Слышимость была действительно прекрасная. Может быть, Анестезия и не обманывала, когда говорила, что подслушала их с Ириной разговор. Впрочем, какая теперь разница.

Пусть во всех хитросплетениях разбирается Андрей Туровский. Она ему доверяет. Ее совесть кристально чиста, Алла невинна как младенец. И упорна, ей не следует об этом забывать.

– Я решительна и непреклонна, – прошептала Алла, внушая себе вновь приобретенные качества.

– Что? – Уходивший было Горюнов остановился. – Ты передумала?

– Я непреклонна! – прокричала ему вслед Алла.

– Константин! – донесся до нее голос профессора Ображенского.

Алла села на постели и по примеру Машки Сурковой показала ему кулак.

– Ни за что, никогда больше не стану есть бананы!

За дверью послышались тяжелый вздох и шаркающие в сторону лестницы шаги студента Горюнова.

Алла приготовилась встречать дядю.

Но он не пришел.

Даже не поинтересовался подорванным здоровьем племянницы! Алле стало обидно. Конечно, ничего с ней не случилось, об этом профессору доложил Туровский, но дядя мог бы подняться и посочувствовать. Или он чувствовал себя виноватым? Или был занят разговором с женой? Или звонил в клинику Ивану Терентьевичу? Ах да, он звал Горюнова. Значит, собирался работать.

Алла попыталась найти оправдания забывчивости Ивана Ивановича, но пришла к неутешительному выводу: тот вел себя очень даже наплевательски. Тогда и она со своей кристальной совестью поведет себя так же.

Первым делом она наплюет на бананы и за обедом съест свинину.

На этой восхитительной, с ее точки зрения, мысли Алла закрыла глаза и неожиданно для себя уснула крепким, здоровым сном. Долго спать ей не дали. Пришла Маша и принялась барабанить в дверь. Вот уж кому не терпелось получить реванш! Не зря она так старательно готовила блюдо протеста против бананового произвола.

– Звонарева, вставай, – барабанила по двери Маша, – тебя ждут великие дела!

– Так будили одного французского короля, – ответила та.

И насчет великих дел согласилась.

Глава 10 Копии Лейтона

За обедом, который, как обычно, по времени соответствовал ужину у нормальных людей, все напряженно молчали и смотрели на Аллу, словно ожидали продолжительного рассказа о злоключениях или на крайний случай слез, истерик и обвинений. Напряжение последних дней, во время которых происходило нечто непонятное с ограблениями и похищением, должно было вырваться наружу и ураганным вихрем пронестись над семейством Ображенских. Супруги Воронцовы жаждали подробностей больше остальных, искренне надеясь, что неприятности других помогут им пережить свои собственные. Константин Горюнов ковырял вилкой в тарелке и старался не смотреть на Машу, обслуживающую стол. Ирина Аркадьевна, сумевшая легко войти в нужную форму и без потерь принять укоры супруга, ела с большим аппетитом, чего обычно за ней не водилось. Раньше она старалась придерживаться аристократических привычек Клуба эстетствующих леди, а леди полагалось съедать не больше трети того, что лежало в тарелке. Рядом с ней сидел Воеводин и давился чуть ли не каждым куском. Профессор морщился, вздыхал, хмыкал и, казалось, поглощал пищу с трудом.

Алла Звонарева, как и собиралась, наплевала на диету и радостно поедала свиную отбивную, которую Машка без разрешения профессора Ображенского подала ей на большом блюде с овощами. Иван Иванович шумно вздохнул, провожая взглядом первый кусочек отбивной, отправленный твердой рукой девушки в рот, этим он выразил протест. Но что его протест против бунта племянницы!

Алла демонстративно не смотрела на окружающих и показывала, как голодна. Ее взгляд упирался в картину Лейтона, «Восточный полдень» сегодня ей нравился. Зыбкая греза и томная нега восточных красавиц явно поднимала настроение. Только вот жаль, что Алла картину больше не увидит! Она подумала, что нужно будет приобрести репродукцию и повесить ее в своей квартире над столом, чтобы скучными зимними вечерами вспоминать, какие приключения и разочарования пришлось пережить в доме дядюшки. Вряд ли ее теперь сюда позовут. Озабоченный профессор найдет себе другую жертву. Или уже нашел. Алла скользнула взглядом по домочадцам. С видом жертвы сидел студент Горюнов.

– М-да, – сказал Ображенский и положил вилку с ножом на стол. – Мелкие неприятности не должны нарушать наш покой и порядок.

– Согласна, дорогой, – улыбнулась Ирина Аркадьевна.

– Мелкие? – нахмурился Владимир.

– Все живы и здоровы, – пробубнил профессор. – Алла здесь, Иван Терентьевич в клинике. Его выпишут на днях.

– И картина на месте! – встряла Машка, получила порцию недовольных взглядов и пожала плечами. – Я подаю чай.

– Только господина Туровского нет, – заметила Анестезия.

– Туровского? – Ображенский потер лысину и неожиданно вспомнил. – А! Он же просил меня передать извинения по поводу его внезапного исчезновения. Куда-то спешил. На встречу с кем-то. Клятвенно меня заверил, что завтра все преступники будут не просто изобличены, а изобличены с неопровержимыми уликами.

– Преступники? – изумилась Ирина Аркадьевна. – Их что, много?

– Я видела шестерых, – довольно изрекла Алла, меняя пустое блюдо на чашку с чаем. – Или это была одна и та же пара, но три раза. Морды наглые, бицепсы накачанные, ручищи огромные…

– Ты не преувеличиваешь, детка? – поморщился профессор.

– И все в черном, как на поминках, – не обращая внимания на его реплику, добавила Звонарева. – Но Андрей Александрович всю эту черноту выведет на чистую воду. Он мне тоже говорил, что картина похищения картины у него сложилась.