С такой внешностью ей прямая дорожка на экран! Еще лучше – в депутатские жены. Депутаты сегодня в моде. «Ах, ваш муж Олег Викторович Сметана депутат городского собрания?! Да что вы говорите?» – «Да, именно это я и говорю!» Анна Владимировна изобразила перед зеркалом непомерную гордость.
Напевая, вполне довольная собой, ну, если, конечно, не считать противной морщинки под левым глазом, она направилась к лестнице для того, чтобы спуститься на первый этаж своего загородного дома. Солидная деревянная конструкция с массивными балясинами и резным орнаментом, застеленная ковровой дорожкой, слабо скрипнула одной ступенькой, сообщая дому, что хозяйка изволит спускаться вниз, и замолчала.
– Нужно поменять! – негодующе заметила Анна Владимировна, опустив глаза на провинившуюся ступеньку.
– Нет! – послышалось в ответ. – Не нужно менять! Это не моя вина!
Анна Владимировна остановилась как вкопанная. Разговаривать со ступеньками она не умела. Да и те до сегодняшнего утра не проявляли склонности к болтливости. Моментально оценив обстановку: «Ха! Нашли дуру! Я знаю, что ступеньки разговаривать не умеют!», Анна Владимировна догадалась, что с нею говорит Домовой. Дом достался Олегу Викторовичу Сметане от предыдущего директора мясокомбината, а тот получил наследство еще от кого-то. Хоть помещения несколько раз перестраивали, старые стены в просторных комнатах оставались прежними – первозданными.
Домовой стоял прямо перед Анной Владимировной и выглядел потрясающе молодо, привлекательно, несмотря на несвежий внешний вид и забинтованную голову.
– Барабашка? – кокетливо поинтересовалась Анна Владимировна и повернулась к домовому правым боком.
– Нет, – замотал болезной головой тот, – Гуньков, с вашего позволения. Но в случае чего можете называть и Барабашкой. Если вам так приятнее…
– Приятнее чего? – растерялась Анна Владимировна. Она не умела разговаривать со ступеньками и Гуньковыми. Уж лучше на его месте оказался бы Барабашка. Тогда она его спросила бы, куда задевалась статуэтка любимой полуголой нимфы и брильянтовые сережки.
– Все, что захотите! – пламенно заверил Гуньков и потряс перед носом дамы ключами. – Олег Викторович дал для экстренного случая. И он нагрянул!
– Олег Викторович нагрянул?! – Анна Владимировна думала о своем, скользя пристальным взглядом по совершенной фигуре несостоявшегося Барабашки.
– Случай, – мотнул головой Гуньков.
– Случай или судьба? – задумалась на мгновение Анна Владимировна, поскольку дольше думать не умела. – Позвольте узнать, молодой человек…
– Гуньков, – подсказал ей тот.
– Позвольте узнать, господин Гуньков, что вы здесь делаете?! – Анна Владимировна упорно не поворачивалась к молодому человеку левым боком. Мало ли что?
– Я и говорю, Олег Викторович дал мне ключи от дачи, чтобы я мог спрятаться здесь в экстренном случае. А поскольку экстренный случай наступил, я и спрятался.
– Где? – совсем запуталась Анна Владимировна, мысли которой все еще витали в призрачных облаках.
– Здесь, – кивнул Гуньков. – Я спал на диване.
Анна Владимировна перевела удивленный взгляд на широкий кожаный диван, являющийся украшением гостиной, и вздохнула. Он спал на диване. Спал один. А она спала у себя в спальне и ни о чем не догадывалась! Ведь он мог… Ах, что бы такого он мог?! О! Надругаться над ней!
– Не виноват! – жарко произнес Гуньков и бросился перед дамой на одно колено.
Естественно, не виноват, не надругался же. А мог бы, между прочим. Олега Викторовича в городе задержали предвыборные проблемы, они были совершенно одни, а она этого не знала. Горькое разочарование отразилось на ее пухлом, почти младенческом лице.
– Не виноват, – упал на второе колено Гуньков. – Бежал, спасаясь от милицейских ищеек!
– Вы бежали? – В глазах Анны Владимировны вспыхнули искры любопытства.
Романтический флер медленно, но верно окутывал предутреннюю атмосферу старого дома. Анна Владимировна Сметана и благородный разбойник, проникший в ее дом, спасаясь от варваров! А разбойник очень даже хорош собой, так хорош, что Анна Владимировна может решиться и наплевать на депутатство. Или наступить на горло собственной лебединой песне?! Последней в ее предклимактерическом состоянии песне?! Олег Викторович тоже хорош, изменял супруге налево и направо, а она до сих пор хранит ему верность! Целых три раза хранила!
– Я вас спасу! – пылко пообещала Анна Владимировна и прижала стоящего на коленях Гунькова к пышной груди.
– Да, умоляю вас, спасите, – пролепетал тот, – скажите Олегу Викторовичу, что я не виноват и меня не нужно ни на кого менять. Вы знаете, сколько столичные пиарщики дерут за промоушен?! Пять шкур!
Меркантильность благородного разбойника несколько озадачила Анну Владимировну. А так все было похоже на волнующую сцену любовного романа в его лучших традициях!
– …А я работаю на Олега Викторовича практически бесплатно. Можно сказать, за идею. И совершенно не виноват в том, что меня чуть не повязали в травматологическом отделении…
Анна Владимировна отстранила Гунькова, обошла его с правой стороны и уселась в кресло. Так вот в чем дело! Как она сразу не поняла, что у него с головой не все в порядке! Пока Гуньков, подскочив к Анне Владимировне, пытался втереться к жене начальника в доверие, она раздумывала над тем, не потерял ли этот тип память. Вдруг он, ничего не помня и не осознавая, пытался к ней ночью приставать? Нет, она бы помнила, такое не забывается. Лебединая песня. Мог бы пристать, мерзавец.
Внезапно ощутив прилив ярости, Анна Владимировна скривилась.
– Мадемуазель! – вскричал Гуньков, видя ее недовольство и хватаясь за соломинку. – Я дико извиняюсь, что нарушил покой… – Тут специалист по промоушену запнулся, но лишь на долю секунды. По истечении которой продолжил: – Нарушил покой дочки Олега Викторовича Сметаны! Моего лучшего начальника и вдохновителя всех идей!
Анна Владимировна спохватилась и повернулась к Гунькову правым боком. Мерзавец этот врач-косметолог: ведь не предупредил, что ее станут путать с девицами. Как у младенца кожа, как у младенца кожа…
– Не волнуйтесь, – расплылась в улыбке Анна Владимировна, – он вам ничего плохого не сделает…
– Где этот придурок?! Я его убью! – В гостиную грозовой тучей, гонимой ураганным ветром, влетел Олег Викторович Сметана с перекошенной от досады физиономией.
– Дорогой! – взвизгнула Анна Владимировна. – Успокойся! Ты в приличном обществе, не забывай.
– В приличном?! – Сметана подскочил к Гунькову и схватил того за грудки. – Какого черта тебе понадобилось бить себя по голове битой?!
– Олег Викторович, – залепетал ошарашенный обвинением помощник, – я никого никогда не бил!
Анна Владимировна кинулась на защиту честного, простого парня, можно сказать, в некотором роде даже благородного разбойника, который никого никогда не бил. Ее словесная и физическая помощь возымела действие, супруг шмякнулся в кресло и закрыл глаза.