– Плеша! – выкрикнула для толпы дама в шляпе и ответно прошипела: – Сущие пустяки.
– Вот гад Плешь! – искренне выкрикнула бабуля в толпу и шепнула приятельнице: – А наш– то расщедрился, по сотне каждому отвалил.
– Вот гад! Вот гад! – сердечно проскандировала дама в шляпе. – Я тут за полсотни горло порчу…
– Сметана! …И обещал добавить двадцатку, если мы вас перекричим.
– Сметана?! – неожиданно выкрикнула дама в соломенной шляпе и замолчала, округлив глаза в очках.
– Я тебе говорила, Олимпиада Осиповна, что нужно за Сметану глотку драть. Сметана!
– Плешь-шь-шь! – менее уверенно выкрикнула расстроенная дама в шляпе, которая, почувствовав настроение хозяйки, от порыва легкого ветерка съехала набекрень.
– Сметана! Сметана! – воодушевленно прокричала бабуля, победоносно поправила ситцевый платок и вернулась в толпу.
Пожилая дама в соломенной шляпе вернулась к своим, но ее настрой был явно пораженческим.
– Телевидение приехало! – выкрикнул кто-то из сторонников Сметаны.
Дама в соломенной шляпе принялась выуживать из сумочки зеркало и помаду, бабуля также принялась рыться в своем ридикюле. Лысый мужик достал из кармана носовой платок и протер лысину, тощий поплевал на ладони и прилизал ими бакенбарды. На мгновение мост заполнила суета.
– Господа! – раздался крик приехавшего журналиста. – Пока идет установка оборудования, просьба ко всем: повернуться к лесу передом!
– Чего еще?! – не поняла бабуля, выуживая из ридикюля второй платок и собираясь заменить им первый.
– Спинами к камере не поворачиваемся, граждане электорат! – громко прокричал журналист. – Кому охота на ваши спины любоваться?! Не портите картинку, встаньте к лесу передом!
Дама в соломенной шляпке успела одним движением руки подкрасить губы и теперь улыбалась ими в установленную поблизости камеру. Она гордо оглянулась на бабулю в новом ситцевом платке, которая оказалась гораздо дальше. Хотя телевидение подъехало со стороны приверженцев Аркадия Сидоровича, но все же удерживало нейтралитет.
– Дорогие телезрители! – объявил журналист в микрофон, когда оператор уткнул в него камеру. – Сегодня мы с вами находимся практически в зоне боевых действий, где идет борьба за наше светлое будущее. Противостояние двух кандидатов решается на двугорбом мосту, памятном месте, на котором несколько веков назад горожане выражали свое недовольство существовавшим в их времена монголо-татарским игом. У нас нет монголо-татарского ига, но горожане продолжают бороться за свои интересы…
– Сотня и двадцатка, – шумно выдохнула стоявшая рядом с ним пожилая дама в соломенной шляпе.
– Вот он, глас народа! – торжественно закруглил монолог журналист и сунул микрофон Олимпиаде Осиповне. – Скажите, какие идеалы вы защищаете, бабушка?
– Бабушка?! – взвизгнула дама в шляпе. – Какая я тебе бабушка?! Да это же просто хамство!
– Дорогие телезрители! Сторонники Плешь считают поведение кандидата в депутаты Сметаны хамством! А что скажут по этому поводу те, кто радеет на Сметану?
Журналист с микрофоном потопал на другую сторону моста, за ним, еле поспевая с тяжеленной камерой на плечах, пошел оператор, снимающий по пути возбужденные и довольные лица.
Не каждому так повезет – оказаться в телепередаче!
– Куда?! – взвизгнула дама в шляпе. – Я еще не все сказала!
Но журналисты-телевизионщики уже работали с противоборствующим электоратом.
– Свободу слова! – обреченно выкрикнула дама в шляпе. – Нет произволу! В нашей стране нет свободы слова! Даешь Сметану! Сметан-у-у– у! Сотню-у-у-у! С двадцаткой…
На нее косо смотрели стоящие рядом озлобленные граждане.
– Ой! – всплеснула руками дама и тут же исправилась: – Плешь! Плешь!
Телевизионщики продолжали держать нейтралитет и опрашивать обе стороны.
Помимо них совершенно нейтральными были Василиса Василькова с Юлей Гатчиной, затесавшиеся поначалу в ряды сторонников Сметаны.
Василиса искренне считала, что в таком шумном месте, как двугорбый мост с электоратом, можно разжиться информацией о кандидатах. Люди знают гораздо больше, чем говорят. А если их раззадорить…
Юлька первый раз попала на подобное мероприятие, но узнала своих бывших сокурсников, подрабатывающих на выборах. Они орали громче и лучше всех. Юлька даже загордилась и в их поддержку выкрикнула: «Миру мир!», чтобы не обижать ни тех ни других. Сокурсники были и на той и на другой стороне моста. Решиться кричать за кого-то одного: Сметану или Плешь – Юлька не хотела. Оба могли оказаться преступниками.
Василиса, пока Юлька оглядывалась и кивала товарищам по учебе, на этот раз не товарищам по борьбе, пыталась разговорить толстого лысого мужика, тайно делясь с ним информацией, что сторонники Плешь готовят меморандум с клеветническими целями против достойного во всех отношениях Олега Викторовича. Мужчина тут же отозвался.
– Кто бы говорил! – закричал он басом. – Да Плешь сам ворюга!
Юлька, стоявшая рядом с ними, даже подпрыгнула от неожиданности и, вместо воздушного поцелуя, который должен был стать ответным на поцелуй Вити Некрасова, нравившегося ей на протяжении пяти лет, изобразила дрогнувший жест рукой, напоминающий очень даже нехороший. Витя пожал плечами и отвернулся.
– Правильно! – поддержала Василиса человека с басом. – А еще он и…
– Хапуга! – докричал за нее лысый мужик.
– Вы повторяетесь, – едко заметила ему рассерженная Юлька.
– Тогда Плешь ворюга, хапуга и уголовник!
– Уголовник? – зацепилась Василиса. – А что вам об этом известно?
– Тюрьма по нему плачет!
– Я тоже так считаю, – заметила Василиса, взяла мужчину под руку и повела в сторону. – Думаю, мы тоже можем составить свой меморандум…
Юлька не пошла за ними следом. Она удивленно подняла брови, глядя на то, как мило беседует Василиса с противным, грубым мужиком разбухшей как на дрожжах комплекции. Глядя на них, становиться сыщицей Юле расхотелось. Если приходится общаться со всеми подряд…
Она кинула взгляд на Некрасова, но тот перестал обращать на нее внимание и принялся активно обнимать стройную блондинку, повисшую на его шее. Блондинка висела и кричала что-то про Сметану. Юлька из вредности стала скандировать: «Плешу – ура!»
– Тебе категорически нельзя появляться на подобных мероприятиях, – заявила Василиса, отдышавшись, когда они спрятались за углом дома, стоявшего неподалеку от двугорбого моста. – Разве можно не ориентироваться до такой степени?! Нет, выборы точно не твое дело. Я вот тихо занималась подрывной деятельностью, а не кричала об этом на всю округу.
– Я тоже не собиралась кричать, – призналась Юлька, – как-то само собой вырвалось.