— Это мог быть и несчастный случай.
— Выстрел, — сказала Берта, на всякий случай контролируя себя, если вдруг вмешается Селлерс.
— Очевидно, Салли чистила картошку. Она спустилась в погреб, чтобы взять луковиц. Она несла сковороду с несколькими картофелинами. Еще в правой руке у нее был нож, большой разделочный нож. Видимо, она споткнулась и упала с верхних ступенек лестницы и, когда падала, нечаянно заколола себя ножом.
Берта начала увлекаться телефонным разговором.
— Было ли что-нибудь особенное?
— Да, цвет тела.
— Что с ним такое?
— Полиция говорит, что похоже на отравление окисью углерода.
— Говорите.
— Они считают, что нож мог быть вонзен в тело уже после того, как она умерла.
— Понятно.
— Я бы хотел, чтобы вы попытались все это выяснить.
— Каким образом?
— Я хочу, чтобы вы рассказали полиции про это злосчастное письмо и почему моя жена исчезла. Сказали бы им, что это произошло потому, что она решила меня оставить, а не потому, что скрывалась из-за совершенного ею убийства.
— Понятно.
— Есть еще причина, из-за которой я так беспокоюсь о втором письме. Долли — яркая молодая женщина. Если она окажется втянутой в это дело, газетчики тут же примутся это обыгрывать. Ну, вы знаете, какого рода фотографии интересуют газетчиков.
— Ноги? — спросила Берта.
— Да. Я не хочу, чтобы за Долли закрепилась дурная слава.
— Почему?
— Проклятье! Моя жена приревновала к Салли, и та умерла. Зачем рекламировать еще одну потенциальную жертву? Говорю вам, избавьте Долли от этого.
Встревоженная продолжительным молчанием сержанта Селлерса, Берта озабоченно оглянулась и увидела, что он, с торчащей изо рта сырой сигарой, взял ее сумочку, которая лежала на тумбочке, расстегнул ее и целиком поглощен чтением писем, которые дал ей Белдер.
Берта, дрожа от бешенства, проговорила:
— Почему, черт вас подери! Вы… вы…
На другом конце провода отозвался Белдер:
— Почему, миссис Кул? Я не сделал… Берта поспешно сказала в трубку:
— Да не вы, я разговариваю с сыщиком. Сержант Селлерс даже не поднял глаз. Он был погружен в чтение.
— Что он делает? — спросил Белдер. Берта устало произнесла:
— Пока вы держали меня тут у телефона, сержант Селлерс открыл мою сумочку и прочитал оба письма.
— О Боже!
— В следующий раз предоставьте мне действовать так, как я сочту нужным.
Она не попрощалась и бросила трубку на рычаг с такой силой, что чуть не сломала аппарат.
Сержант Селлерс сложил письма, положил их к себе в карман и застегнул сумочку. Он либо не нашел, либо посчитал неважной записку Имоджен Дирборн, которую Берта стащила у Белдера.
— Какой дьявол вбил вам в голову мысль, что вы можете сделать это и беспрепятственно уйти? — загремела Берта, и ее лицо потемнело от гнева.
Селлерс самодовольно произнес:
— Потому что я знал, подружка, что вы не станете возражать.
— Да как ты посмел! Как только у тебя хватило совести, своевольный, подлый…
— Оставьте, Берта, — сказал он. — Это вам ничего не даст.
Она стояла, сердито глядя на сержанта и не произнося ни слова.
— Что вы беснуетесь? Вы не могли бы дольше держать меня в неведении. Белдер сказал, что письмо, о котором он мне говорил, у вас. В последний раз он видел, как вы клали его в сумочку. И вот я решил, что мне нужно на него взглянуть.
— Тогда почему вы не спросили об этом меня? Селлерс ухмыльнулся:
— Знаете, Берта, мне пришла в голову мысль, что Белдера надо задержать. Он очень подробно рассказал мне о первом письме и говорил о нем всякий раз, как я его об этом спрашивал. Вы знаете мужчин такого склада. Когда они начинают говорить действительно быстро и охотно, сразу же становится ясно, что вам пытаются не дать возможности расспросить о деталях. Поэтому я стал думать, а не было ли второго письма.
— И вы знали, что Белдер собирается позвонить мне и попросить, чтобы я его уничтожила, — подхватила Берта, — и вам пришла гениальная мысль взять мою сумочку, как только зазвонит телефон… Я могла бы поднять крик и тем самым сделать вам массу неприятностей.
— Могли, — мягко сказал Селлерс. — Но вы не собирались этого делать. Берта, расскажите мне теперь о той девушке, которая бросилась на шею Белдеру.
— Что именно?
— Кто она? — Не знаю.
Селлерс прищелкнул языком, что должно было означать крайнюю досаду и недоверие.
— Вам бы следовало придумать в ответ что-нибудь получше.
— С чего вы взяли, что я ее знаю?
— Вы же прекрасно понимаете, что вы бы не позволили Белдеру просто помахать у вас перед носом письмом и выяснили бы об этой девчонке все.
— О чем вы? У него никого не было.
— Откуда вы узнали?
— Мне так сказал Белдер. Селлерс вздохнул:
— Хорошо, до поры-до времени я могу это допустить.
— А что гам насчет матери миссис Белдер?
— У нее полный упадок сил. Мать и сестра — всю ночь были на ногах. В перерывах они звонили в полицию, пытаясь выяснить, не попала ли миссис Белдер в автомобильную катастрофу. Наконец теще пришла в голову мысль, что Белдер мог стукнуть жену по голове и спрятать тело где-нибудь в доме, и она начала рыскать по всем углам, объявив, что осмотрит все от погреба до чердака. Она начала с погреба… Это было сегодня, около восьми часов утра. То, что она увидела, ее потрясло. Сначала она подумала, что это тело Мейбл, потом оказалось, что это не знакомое ей лицо. Белдер опознал тело.
— Миссис Голдринг не знала горничную?
— Нет. Миссис Голдринг жила в Сан-Франциско. Она не приезжала с тех пор, как Мейбл наняла эту горничную.
Селлерс чиркнул спичкой о подошву ботинка и сделал еще одну попытку зажечь свою сигару.
— От этой проклятой сигары у меня переворачиваются кишки.
— Вы еще не завтракали?
— Я не в ресторане, где бы меня обслуживали и подавали кофе.
— Отлично. Сварите его хорошенько, покрепче, и налейте мне чашку побольше.