Я подъехал к тротуару и остановился. Это была тихая деловая улица, где не было оживленного движения и ярких огней. Маленькие одноэтажные магазинчики все уже были закрыты.
— Дальше мне придется идти пешком? — спросила она.
— Нет, просто мне надо вам кое-что сказать.
— Давайте говорите.
— Когда я впервые пришел во «Встречи у Римли», вы велели мне уйти оттуда. Но я не ушел. Затем официант пригласил меня в офис самого Римли. Тот тоже велел мне уйти и больше не приходить.
— Давайте расскажите мне что-нибудь, чего я еще не знаю.
— Наручные часы Римли шли на час вперед. Каминные часы в его кабинете тоже.
Она сидела совершенно неподвижно. Я не слышал даже ее дыхания.
— Это для вас новость?
Она не шевельнулась.
— Мы нашли труп Руфуса Стенберри в вашей ванной, и часы на его руке показывали время на час назад.
— И какой же вывод, мистер Умник, вы из этого сделали? — спросила она, стараясь перевести все в шутку, но это ей плохо удалось.
— Из этого я делаю вывод, что Римли создавал для себя алиби. Он специально переставил свои наручные и каминные часы на час вперед. Вполне возможно, что незадолго перед тем Стенберри пошел в туалет и снял часы, чтобы помыть руки, а служителю в туалете было приказано переставить их стрелки на час вперед.
— На час вперед? — сказала она без всякого выражения.
— Именно это я и сказал.
— Но вы только что сказали, что, когда мы нашли тело, его часы опаздывали на час.
— Что, мне поставить все точки над i?
— Раз уж вы начали ставить все по местам, закончите это так же виртуозно.
— Римли готовил себе безукоризненное алиби. Стенберри зашел к нему в кабинет уже после того, как его часы были переставлены. Римли как бы случайно обратил его внимание на время. Стенберри не думал, что уже так поздно, но он сверил свои часы с часами Римли на камине, а потом, чтобы еще больше его убедить, Римли показал ему свои наручные часы. Ну а с этого момента, как говорится, слишком много кухарок стали портить бульон.
— Что вы имеете в виду?
— Когда вы обнаружили тело Стенберри, то уже знали, что его часы идут на час вперед. Вы не знали, сколько же времени на самом деле, так как у вас нет ручных часов. Вы просто посчитали само собой разумеющимся, что наручные часы Стенберри идут на час вперед, поэтому переставили их на час, назад. Но кто-то еще, кто тоже об этом знал, уже успел перевести их на час назад.
Она долго молчала. Так долго, что я решил проверить, не в обмороке ли она. — Ну?
— Мне нечего вам сказать, во всяком случае, вам.
Я завел мотор. — Куда мы едем?
— Домой к Берте Кул.
— А что там у Берты Кул?
— Сержант Фрэнк Селлерс из отдела по расследованию убийств.
— И что вы собираетесь сделать?
— Собираюсь рассказать ему все, что я рассказал вам, а дальше пусть он сам с вами беседует. Я и так чересчур долго выставлял себя дураком.
Она переваривала это еще десять кварталов, потом протянула руку и повернула ключ зажигания.
— Ладно, — сказала она, — остановитесь.
— Будете говорить?
— Да.
Я подъехал к тротуару, остановил машину, откинулся на спинку сиденья и сказал:
— Ну, вперед.
— Если они узнают, что я вам это рассказала, они меня убьют.
— В противном случае вас арестуют за убийство первой степени.
— А вы можете быть твердым, когда захотите.
И в этот момент я почувствовал приближение нового приступа дрожи, как будто холодный туман пронизывал меня до костей, и успел только угрожающе произнести:
— Я такой же твердый и холодный, как тюремная решетка.
— Ладно, — примирительно сказала она. — Что вы хотите узнать?
— Все.
— Дональд, я не могу рассказать вам все. Я расскажу только то, что касается лично меня. Этого достаточно, чтобы вы поняли, что я вас не подставляла. Но я не могу говорить о том, что касается других людей.
— Вы расскажете мне все прямо здесь, и немедленно, в противном случае вас ждет допрос третьей степени у сержанта Селлерса. Решайте сами.
— Это нечестно, — сказала она.
— С моей стороны это честно.
— Нечестно так поступать со мной.
— Подумайте сами. Я уже неоднократно подставлял из-за вас свою голову, и мне это надоело. Пора вам платить по моим счетам. Начинайте прямо сейчас.
— Я могу выйти из машины и уйти. Вы не посмеете удержать меня силой.
— Попытайтесь, посмотрим, что из этого подучится. Меня опять затрясло, но, поглощенная своими собственными проблемами, она этого не замечала. Посидев молча секунд десять, она спросила:
— Как вы думаете, каким образом Руфус Стенберри получил свое состояние?
— Вам лучше знать.
— Шантажом.
— Продолжайте.
— Очень долго мы этого не знали.
— Кто это «мы»?
— Питтман Римли.
— И что же произошло, когда он это обнаружил?
— Он заволновался.
— Расскажите мне о шантаже.
— Это не был обычный шантаж. Он был умен как дьявол. Он делал все очень тонко и красиво — знаете, такие мелочи, которые приносят большие деньги.
— Например, с миссис Крейл?
— Совершенно верно. Он не стал трогать ее из-за ерунды, а дождался, пока она вышла замуж и разбогатела. И он проделал все так, что у нее не осталось пути назад. Он собирался продать ей здание за цену втрое выше настоящей.
— Неплохой бизнес, если разобраться.
— Он его хорошо наладил. Он устраивал все так, что никто ничего не мог поделать. Чаще всего его жертвы не были с ним даже знакомы. Он мог шантажировать людей, которых никогда в жизни не видел.
— Как же так?
— Он создал своего рода организацию — настоящую секретную службу, которая поставляла ему информацию. Но его хитрость состояла в том, что он мог держать при себе эту информацию месяцы и даже годы, пока не наступал подходящий момент. И тогда в доме жертвы раздавался телефонный звонок — всего один звонок.