— Вы мне не верите? — покраснел он.
— Нет.
Он сжал губы.
— Я не привык к тому, чтобы мои слова подвергались сомнению.
— Я знаю, — сказал я сочувственно. — Ложь вам дается с трудом. Это Джорджия ехала в своей машине или вы одолжили ее?
Он не мог спрятать испуг, мелькнувший в его глазах. Я уселся поудобнее и продолжал курить.
— Откуда вы взяли, что машина Джорджии была там?
— Одна женщина из тех. кто попал в эту аварию, записала номера всех машин.
— Должно быть, она неправильно записала номер.
Я улыбнулся и промолчал.
— Хорошо, — выпалил Крейл, — я одолжил ее машину. Она ничего об этом не знала. Я хочу сказать, не знала о том, для чего она была мне нужна. Черт бы все побрал, Лэм, я был такой скотиной, что следил за своей женой. Я хотел знать… я думал, что у нее свидание с кем-то. И я хотел выяснить… вы знаете… насчет этого «Стенберри-Билдинг».
— Я знаю. Он замолчал.
— Когда вы поняли, что у вашей жены неприятности, го решили, что, как бы там ни было, вы будете на ее стороне. Но вы узнали, что Эстер Уитсон записала ее имя и адрес, а также номер ее машины в связи с той автомобильной аварией, и вы решили все утрясти.
Он опять ничего мне не ответил.
— Жизнь — это странная штука, в ней множество всяких явлений. Часто бывает трудно что-то сделать, не обидев кого-нибудь.
Я видел, что он пытается заглянуть мне в глаза, но специально не поворачивался к нему и говорил холод но, безучастно:
— Почти всегда в сердечных делах получается так, что мы причиняем кому-то боль, хотим мы того или нет. Часто мы раним нескольких людей. Но когда вы выбираете того, кого не хотите обижать, вы иногда как бы под гипнозом выбираете того, кто не хочет быть обиженным. Вам понятно, о чем я говорю?
— Не вижу, какое отношение это имеет ко мне.
— Часто женщина, по-настоящему любящая вас, остается в тени, и вы порой не осознаете глубину причиненной ей обиды. С другой стороны, есть множество женщин, которые умеют прямо сказать: «Я не хочу, что бы меня обижали».
— О чем, черт возьми, вы говорите?
— О вашей жене.
Секунд десять мы молчали, потом он вскочил и вое кликнул:
— Боже мой! Мне следовало вас ударить!
— Не делайте этого. Лучше загляните в ванную.
Он в три прыжка достиг двери ванной и распахнул ее. Джорджия Раш, полностью одетая, лежала в ванне. Лицо ее было мертвенно-бледным, рот приоткрыт.
Я бросился к телефону, набрал номер управления полиции и попросил соединить меня с Фрэнком Селлерсом из отдела по расследованию убийств. Через несколько секунд Селлерс уже был на проводе.
— Фрэнк, это Дональд Лэм. Пошли «скорую помощь» по адресу Вест-Орлеан-авеню, 207. Квартира 243. Хозяйка пыталась покончить с собой. Приняла большую дозу люминала. С того момента прошло не более сорока пяти минут, и промывание желудка и стимулирующее для сердца еще могут ее спасти.
— Как ее зовут?
— Джорджия Раш.
— Почему я должен этим заниматься?
— Здесь находится Эллери Крейл, и он может кое-что тебе рассказать, если ты с ним поговоришь.
— Я понял.
— И пошли одного из твоих людей задержать Фрэнка Л. Глимсона из фирмы «Косгейг и Глимсон». Они адвокаты. Скажи ему, что Ирма Бегли, которая выступала истцом по делу против Филиппа Качлингдона, призналась в мошенничестве и сделала заявление, которое уличает фирму «Косгейт и Глимсон». Спроси их, не желают ли они сделать заявление. И не разрешай им звонить по телефону.
— Эта Джорджия Раш, — спросил Селлерс, — она будет говорить?
— Нет, тот, кто тебе нужен, — это Эллери Крейл. Крейл, выходивший в этот момент из ванной, удивленно спросил:
— В чем дело? Кто назвал мое имя?
— Я пытался заказать сюда горячий кофе. Нам стоило бы вытащить ее из ванны и попробовать обтереть холодной водой.
Мы с Крейлом вытащили Джорджию.
— Она отравилась, — сказал Крейл. — Что же нам делать?
— Положить ей на грудь и на лоб холодное мокрое полотенце. Я заказал кофе, но что-то его не несут. Пойду спущусь и принесу черный кофе сам.
В отчаянии оглянувшись вокруг, Крейл предложил:
— Мы могли бы сварить кофе здесь.
— У нас нет времени. Здесь рядом есть ресторан, сказал я и вышел, оставив в комнате Крейла с Джорджией Раш.
Я ехал с такой скоростью, что вполне мог схватить штраф за превышение. Было бы хорошо оставить машину где-нибудь в двух кварталах от дома, где жила Билли Прю, но у меня уже не было на это времени. Я подъехал прямо к дому, поставил машину перед входом, взбежал по ступенькам и позвонил.
У меня был один шанс из десяти, если не один из сотни. Если она дома, то должна в этот момент укладываться, но… Я опять позвонил — ничего. Кругом все было тихо.
Я вынул отмычки и попробовал замок, но отмычки не подошли. Подошел ключ от моей собственной квартиры. Но прежде чем я успел его вытащить, дверь распахнулась, и Билли, стоя на пороге, саркастически произнесла:
— Чувствуйте себя как дома! Входите. О, это ты!
— Почему ты не отвечала на стук в дверь?
Она поднесла руку к горлу:
— Ты меня испугал до полусмерти своим стуком.
— Что-то не похоже.
— Почему ты не сказал, кто стучит?
— Каким образом?
— Мог бы крикнуть через дверь.
Я осторожно прикрыл за собой дверь и убедился в том, что замок захлопнулся.
— Вот было бы мило, если бы я, стоя там, в коридоре, начал бы вопить: «Эй, Билли, это Дональд Лэм, частный детектив. Открой! У меня к тебе дело!»
— Да, так у тебя ко мне дело?
Я осмотрелся. Дверь в спальню была открыта, на кровати лежали сложенные стопками вещи. На полу стояли два больших чемодана и сундук, а также несколько шляпных коробок.
— Куда-то уезжаешь? — спросил я.
— Ты же не ждешь, что я останусь здесь?
— Нет, если можешь найти другую квартиру.
— Я нашла другую квартиру.
— Где?