– Ничего, – Баланчин улыбнулся, прекратил стучать и пошел прочь. – Ничего особенного, Оленька. Скатертью дорога. Смотрите, больше не заблуждайтесь. – И он засвистел «Марсельезу».
– Не заблудитесь, – автоматически поправила она его, – не блудите…
– Видно, сильно головой ударился, – предположил Феликс Иванович, наблюдавший за этой сценой. – Говорят, это Муза его чуть не убила, когда он решил ее бросить…
– Бросить? – переспросила Ольга, и в ее глазах забегали хитрые огоньки. – Он решил ее бросить. Это несколько меняет обстоятельства отъезда. Но не время, Феликс Иванович, только не время.
Итак, они все-таки поругались! Радостная Ольга вылезла из салона и обошла машину. Все классно, все здорово. Но уезжать сразу отчего-то расхотелось.
– Еще не все, – словно услышал ее немой вопрос Феликс Иванович и нырнул с инструментами под капот. – Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он самый-самый…
Последний бой. Ольга улыбнулась своим мыслям и направилась в сад. Если художник от несчастной любви там собирается повеситься на груше, то она успеет его спасти. Баланчина в саду не было. Оле стало немного обидно. Так хотелось расспросить его об обстоятельствах ссоры. Не напрямую, естественно, а окольным разговором. В любом случае у нее хорошая интуиция, она все сразу поймет по его глазам.
Когда мужчины врут, они обычно опускают глаза. Если не опускают, то тогда быстро-быстро моргают ресницами. Делают все, чтобы не смотреть обманутой жертве в несчастное лицо. Ту, которая вооружена этим знанием, уже не проведешь. Конечно, при условии, что мужчина не страдает врожденным косоглазием. Но таких – единицы, основная же масса лгут своим дамам сердца как сивые мерины.
Где ее сивый мерин?! Куда вот он пошел?! Творческая натура способна на такие неординарные поступки, на которые нормальный человек даже по пьяной лавочке не решится. А если Баланчину по дороге встретится итальянский наемник? Один заденет другого, другой достанет огнестрельное оружие… Оля кинулась к калитке и всмотрелась вдаль. Дмитрий Аркадьевич растворился, как июльский утренний туман.
Ушел горевать по Музе? Та наверняка вчера устроила ему сцену ревности. Возможно (следующая мысль несколько омрачила девушку), это она звезданула Баланчину в глаз. Кулаки-то у нее ой-ей-ей какие, если внимательно приглядеться. Ольга, правда, не приглядывалась. Но, судя по фингалу, так оно и есть. Он не простил рукоприкладства, выгнал наглую Музу и разорвал с ней всяческие отношения.
Так что же Ольга стоит?! Нужно бежать за ним и признаваться во всем. В чем? В том, что она в него влюблена как кошка, что не может без него уехать, да что там уехать, она жить без него теперь не сможет! И как Оля ему все это скажет? В глаза. А тот начнет быстро-быстро моргать ресницами и отворачиваться. Таких прецедентов в Олиной жизни пока еще не было, но она боялась проявлять инициативу. Что он о ней подумает?!
То же самое, что подумал после того, как она полуголой повисела на его шее. Подумал, что она стриптизерша. Очень обидно на самом деле, обозвал, не вникнув в обстоятельства дела. А если бы Оля рассказала Баланчину, что за ней гнался не кто-нибудь, а член мафиозного клана, вооруженный до зубов? Пистолета, вполне возможно, при нем не было, был голый торс, но он мог его спрятать в трусы. Да, если бы Оля рассказала художнику, что она не по своей прихоти забежала к нему во двор, а что за ней гнался мафиози с пистолетом в трусах, то Баланчин счел бы ее сумасшедшей.
Где это видано, что по деревенским улицам российских глубинок носились полуголые итальянцы с пистолетами в интимных местах? Оля тяжело вздохнула. Правда была слишком неправдоподобной. Кто поверит, что эти итальянцы попадаются в деревнях на каждом шагу? Вот, один уже тут как тут…
Один уже тут?! Оля обомлела. На скамейке у крыльца сидела радостная, улыбающаяся Пелагея и трогательно глядела доверчивыми, телячьими глазищами на синьора Иванова. Каким образом тот миновал калитку, возле которой стояла Ольга, было совершенно непонятно. Скорее всего, пробрался к их дому огородами или через излюбленные Анжелой картофельные поля.
Выглядел синьор Иванов слишком респектабельно для отдельно взятого деревенского дома, даже очень хорошего, добротного и просторного. Его лакированные ботинки ловили длинными носками солнечные лучи и играли мелькающими зайцами в тени крыльца. Темный костюм в такую жару тоже выглядел слишком подозрительно. Оля уставилась на его полу, она больше не оттопыривалась. Точно, мафиози переложил огнестрельное оружие в нижнее белье. Но и там ничего не выпирало, хотя, по расчетам Ольги, должно было.
– Неприлично, – толкнула ее в бок вскочившая с лавки Пелагея. – Что ты туда уставилась?
– А куда я должна уставиться? На его напомаженную голову?
– Бонжорно, Ольга! – обрадовался ее приходу итальянец, или сделал вид, что обрадовался.
– Привет, – буркнула Ольга и опустилась рядом с ним на скамейку. Она покажет ему, что ничего не боится. Если он хочет от нее избавиться, то она предоставляет ему такую возможность. Пусть только попробует среди бела дня. А если попробует? Где Баланчин?!
– Господин Иванов разыскивает Марио Берлусконни, – торжественно объявила Пелагея, – надо же! Так хочу ему помочь, прямо ума не приложу как, – «сетовала» та.
– Понятно, – хмыкнула Ольга, – а под кроватью он смотрел?
– Под кроватью? – воодушевился тот. – Под чьей кроватью?
– Под кроватью Феликса Ивановича, почти что тезки, – выдала тайну Ольга. Пелагея отвернулась от синьора Иванова и закатила глаза к безоблачному небу, пытаясь разглядеть на нем грозовую тучу с молниями, одна из которых непременно сразит болтушку Муравьеву.
– Феликса Ивановича? – рассмеялся синьор Иванов и пригрозил Ольге длинным указательным пальцем, украшенным золотой печаткой с изображением орла. – Шалунья, Ольга.
– Ага, – согласилась та, – и еще стриптизерша, между прочим. Благодаря вам, синьор Иванов.
– Ну, что мы все о Марио да о Марио, – всплеснула руками Пелагея, так и не нашедшая на чистом небосклоне карающей тучи, – давайте поговорим о вас, синьор. Как же вы оказались в наших местах?
– Судя по всему, огородами, – хмыкнула Ольга.
– Нет, – с воодушевлением ответил итальянец, – я ехал исключительно по проезжей части!
– Ехал, ехал и, наконец, приехал, – пробурчала Ольга.
– Ну, что ты, Оля, привязалась к человеку. – Пелагея подсела к нему с другой стороны. – Рассказывайте, Иван Иванович! Вы приехали к своему лучшему другу Марио Берлусконни для того, чтобы задушить того в объятиях? Оторвать ему голову за долгое молчание? А, знаю, знаю, повыдергивать ноги, чтобы больше никуда без вас не отлучался. Какие искренние, дружеские отношения!
– Да, – закивал напомаженной головой иноземец, – дружба, о! Да! Задушить, оторвать, повыдергивать.
– Вот видишь, Оля, – повернулась к ней Пелагея, – а ты боялась.
– Я?! – изумилась та. – Ну, может быть, только вчера. Сегодня, – она пристально посмотрела на итальянца, – сегодня он кажется мне такой очаровашкой!