Когда парочка скрылась из виду, Анюта с Катериной уложили спящего Клауса на лавочке в саду и тяжело вздохнули. Чего они добились, знакомясь с этими немцами? Только дополнительных хлопот. Теперь придется ухаживать за Клаусом, как за ребенком.
Они посмотрели на него, он крепко спал и пускал во сне слюни.
– Если немного потерпеть, – задумчиво произнесла Анюта, – то можно стать фрау Мюллер. А, Кэт?
– Думаешь? – Катерина пригляделась к спящему мужчине. – Нет, я не смогу потерпеть.
– И как же вы там в своем городе живете, все такие нетерпеливые?! – в сердцах воскликнула Анюта. – Гляди, мужик как мужик, нахлебался борща с самогонкой и откинул копыта. Что тебе еще надо?! Другой напился бы и стал гонять по двору. А так бы бегала по Германии! И звалась бы как красиво – фрау Мюллер! Спи, сердешный, спи. – Она погладила завозившегося Клауса. – Сущий ребенок. Я тебе советую на него обратить самое пристальное внимание, такими немцами на Русской земле не разбрасываются! К тому же он без пяти минут знаменитость, если откопает в нашем бугре Мамая.
Катерина улыбнулась. Судьба преподносила ей подарок за подарком. На днях она Захара встретила, да еще при таких пикантных обстоятельствах. Впрочем, эти пикантные обстоятельства он ей создал сам, негодяй и развратник. Но очень симпатичный негодяй. Опять же писатель смотрит на нее из своего окна зорким соколом. Но он, как красна девица, что в тереме сидит, все чего-то боится или стесняется, обходит ее стороной. Теперь вот Клаус отыскался. Не так уж плохо она проводит время. Кругом одни мужчины, если не считать Анюту с ее советами.
Катерина посмотрела на Клауса, иногда ее советы действительно помогают. Если он и впрямь окажется нормальным человеком, то она вполне могла бы с ним познакомиться ближе. В нынешние времена знакомства с иностранцами больше не запрещают. А вдруг они действительно подойдут друг другу? Возьмет она свою Ульяну и уедет с ним в Германию. Интересно, а у него есть дети, или он всю жизнь прожил бобылем? На вид ему лет тридцать, не больше.
– Правильно, – прошептала Анюта, перехватив ее взгляд. – Сейчас я ему в карман залезу. – Она стремительно, прежде чем Катерина успела возразить, засунула руку в карман его брюк и достала оттуда какой-то документ. – Виза? Паспорт? – Анюта внимательно разглядывала надписи на листочках документа. – Катюха! Пляши! Печати загса у него нигде нет.
– А дети?! – взволнованно поинтересовалась Катерина. – Не проштампованы?!
– Ничегошеньки нет, – обрадовала ее подруга. – Чистейшей воды холостяк! Гутен морген, гутен таг, бьют по морде, бьют и так! Нравится?! – Анюта сделала широкий жест. – Забирай!
– Ой, Анюта, если мужчина до тридцати лет не был женат, то это еще ничего не значит, – прошептала Катерина. – Он мог жить с мамой, а это, поверь мне, гораздо хуже, чем трижды женатый и разведенный. А про маму в паспортах ничего не сообщают. Жаль-то как. Обязательно нужно в паспорте писать, какая у мужчины мать: возраст, специальность, количество мужей. Потому как если она одинокая, то к ее сыночку лучше не подступаться, она его все равно не отдаст. Уж лучше за разведенного.
– Да ничего нет, – покрутила документ Анюта и засунула его обратно. – Тогда ты сама решай. Пусть он у меня здесь отоспится. Скоро Семен с сенокоса вернется, мне нужно ему кастрюлю борща наварить. Я Клауса от его ревнивых глаз простынкой накрою, а ты, если что – прибегай.
– Прибегу, – пообещала Катерина и бросила взгляд на немца. – И откуда он только взялся на мою голову? И на твою тоже. И зачем ты их к себе притащила? Меня теперь сомнения раздирают. С одной стороны, хочется за иностранца замуж, а с другой – как же это выскочить замуж без любви?!
– Стерпится, слюбится, – заявила Анюта, накрывая заморского гостя простыней.
Когда он исчез под нею, Катерине стало намного легче поверить, что если стерпится, то действительно слюбится. А там, глядишь, и любовь придет. А если нет?!
Глупо в ее возрасте думать о любви, прав писатель, а вдруг ее нет? И что тогда? Прожить, дожидаясь большого и светлого чувства, всю жизнь, так никого и не встретив? Сущее наказание. Но и жить без любви – тоже наказание. Лучше не жить. Ой, о чем это она? Не в том смысле, что не жить. А в том смысле, что без любви не жить… Запуталась сама.
Катерина тоскливо помахала рукой чучелу на писательском огороде. Есть же настоящие люди!
Она тоже с этого дня станет настоящей. Самой собой. Не будет слушать ничьих советов и поплывет по течению. Куда оно ее вынесет, туда ей и судьба выплывать. Раз к немцу, так к немцу. К Захару так к Захару. Третьего варианта не дано. Или она все-таки ошибается?
– Сидит моя отрада в высоком терему! – звонко запела Катерина, заходя на свое крыльцо. – И в терем тот высокий нет входа никому!
Занавеска на мансардном окне не шелохнулась, физиономия великого труженика прозы не появилась. Катерина послала чучелу воздушный поцелуй и скрылась в доме.
Немцы оказались славными ребятами. Они расположились под бугром у самой реки в трейлере, на котором приехали в деревню. В нем они только ночевали, все остальное время предпочитали возиться на бугре, копая ямы, ходы и какие-то лазейки. В перерывах, а их было не так уж и мало, иностранные туристы отдыхали, безжизненно валяясь под ласковым летним солнцем, и купались в реке. Работенка у них была вполне комфортная и явно доставляла им удовольствие.
Фриц часто пропадал в доме Карелиной. Та, не бросив обольщать писателя, основные силы направила на немца. Низкорослый пухлик, как назвала его Анюта, при виде Любочки лепетал комплименты на смеси родного и русского языка и прилагал все усилия для того, чтобы эта красивая русская женщина не на шутку им увлеклась. Глупенький немчик, он совершенно не знал Любочкиного характера с хищными намерениями и принимал знаки ее внимания за чистую монету. А монеты очень интересовали Любочку, которая всерьез озаботилась выяснением состоятельности немецких граждан.
Верила ли Любочка в любовь или нет, история умалчивает. Все деревенские жители знали наперечет ее кавалеров, но мало кто мог сказать совершенно точно, кто из них действительно был ее возлюбленным. Карелина, крутя романы, долгое время оставалась одна-одинешенька. Впрочем, сама она называла это личной свободой и заявляла, что замуж не стремится.
Катерина принимала ухаживания Клауса очень настороженно и не трепетала от его комплиментов, большинства из которых не понимала. Но чувство гражданского долга заставляло ее относиться к иностранцу с уважением и добродушием. Она и относилась. Где-то в глубине своей души Катерина понимала, что Клаус ей даже нравится: высокий, подтянутый, загорелый. Если бы он знал, что женщины любят ушами, и выучил бы необходимый минимум русского языка, то Катерина вряд ли смогла бы устоять против его обаяния. Немец действительно был еще тем Казановой.
Каждое утро, а вставал Клаус в полдень, он притаскивал огромный букет полевых цветов и клал его на крыльцо, ни говоря при этом Катерине ни слова. Он бы и сказал, да не мог! Катерина улыбалась ему и приглашала пить кофе, который называла утренним. Клаус соглашался, пил с ней кофе, умиленно разглядывая молодую женщину, а потом отправлялся на бугор, копать. Переводчиком у них был Фриц, но тот в последнее время стал пропадать во дворе у Любочки. Бедному Клаусу приходилось одному перелопачивать бугор. Катерина его жалела и кормила обедом, который ей помогала готовить Анюта. Впрочем, уже через неделю Катерина и сама могла готовить вкусные деревенские щи из тех продуктов, что имелись под рукой. Клаус хвалил Катеринину стряпню, возносил глаза к небу и просил добавки.