– Праздник закончился, – сурово заметил Ермолаев, – пришли суровые будни, которые обернулись для тебя, Степаныч, домашним арестом за ввод правоохранительных органов в заблуждение. Я сейчас твоей супруге скажу, где ты ночевал!
– Не говори, начальник! Ничего не говори! Пусть поревнует, старушенция моя. Девоньки, а вы меня до дому не доведете?! – он хитро поглядел на дам.
Катерине совершенно не хотелось связываться с нетрезвым Степанычем. Тем более весовые категории у них были разные, надежды на то, что они смогут добраться до его дома без приключений, не было. Любочка тоже не горела желанием тащить полупьяного Степаныча на другой конец деревни. За него взялся участковый, на чем свет стоит ругая бедного старика, позволившего себе «немного оторваться». Перед уходом Тимофей с укором посмотрел на Катерину и сказал то, зачем, собственно, пришел:
– Зря ты так с Захаром. Он к тебе с чувствами, а ты по немцу страдаешь!
Катерина не страдала, скорее она сожалела о том, что могло бы произойти, но так и не случилось. Причиной неслучившегося, по всей видимости, стала она сама. Из-за нее, точнее, из-за ее палки Клаус решил покинуть гостеприимные российские просторы и вернуться к себе на родину. Фриц наверняка поддержал друга, оставив еще одну несчастную у разбитого корыта.
Любовь Карелина не убивалась, она всегда могла справляться с обстоятельствами, даже когда они были против нее. Переодевшись в соблазнительное трико, Любочка решила восстановить свой жизненный распорядок и занялась во дворе аэробикой. Не удалось с немцем, удастся с писателем. Он-то хоть никуда не сбежит, сидит в деревне, как привязанный, в его московской квартире осталась бывшая жена. Она включила музыку на полную громкость и принялась сексуально покачивать бедрами, стараясь выкинуть из головы все мысли о вероломном Фрице.
– Снова здорово, – кивнула в ее сторону Анюта, приблизившись к забору. – Как жизнь-то?
– Они уехали, – хмуро сказала Катерина, подойдя к ней. – Бросили раскопки и уехали в свою Германию. Или еще куда-нибудь, где бабы не дерутся палками, когда им под нос цветы суют.
– Да ты что?! – всплеснула руками Анюта. – Все-таки в окошко лез немчик?!
– Лез, – горестно произнесла Катерина и показала на цветы в вазе, поставленной на подоконнике.
– Знакомые розочки, – поглядела на цветы Анюта. – У Степаныча такие растут.
– То-то ему черти всю ночь мерещились, – вздохнула Катерина. – Вот. Уехали. А он мне перед отъездом, перед самой палкой, у костра, так прямо горячо и сказал: «Ихь либе дир!»
– В любви признался, значит, – покачала головой Анюта.
– А как ты без перевода догадалась?! – изумилась Катерина.
– Да слова любви, они ж на всех языках одинаковые! – пожала полными плечами Анюта и принялась вспоминать: – Лав ю, либе дир, ля мур, что-то еще есть, а, беллисимо! Это только наша Любка все «сори» да «сори», нормальные люди «ля мур» говорят.
– Действительно, – согласилась с ней задумчивая Катерина, – слова о любви очень похожи. В каждом какая-то своя музыка, а вместе – будто оркестр с одним дирижером. И этот оркестр от меня сегодня сбежал. Может быть, – она с надеждой поглядела на Анюту, – он еще вернется?!
– Конечно, вернется, – успокоила ее подруга, – получит от другой бабы ломом по спине и приползет, как миленький. Будет тебе в окошко щебетать: «Ля мур».
– «Либе дир» лучше, – вздохнула Катерина. – Я, конечно, в нем не нуждаюсь. Я и без него прекрасно обойдусь. Просто за державу обидно. Получается такая неприглядная картина жуткого негостеприимства. Он ко мне с намерениями и любовью, а я его палкой по голове.
– Да уж, – теперь вздохнула Анюта, – плохо получается. А чего участковый приходил?
– Захар брату нажаловался, – поделилась своими выводами Катерина, – Тимофей пришел меня укорять, правда, как именно, я так и не поняла. Он нечаянно нашел Степаныча в той яме, что немцы копали.
– Этот вечно залезет не свою яму, – засмеялась Анюта. – А что в яме еще было кроме Степаныча?
– Странно, но ничего не было. Ни черепков Мамая, ни его разложившегося трупа, – задумалась Катерина. – Им нужно было глубже копать…
– Копали бы они глубже, да некогда им было. Когда копать-то? Вокруг сплошная «ля мур». А что Любка, переживает? Рты народу пытается музыкой заткнуть?! Она же на каждом углу трезвонила, что Фриц ее со своей мамой знакомить собирается и в Германию везти.
– Это был ее последний шанс, – трагически произнесла Катерина, закатывая глаза.
– Смешно! – заявила Анюта. – Вон ее последний шанс, в окне мотыляется. Продрал глаза к обеду, козел прыгучий, пялится на нас. Вылупил свои зенки творческие, не отводит, вот резидент так резидент!
Катерина сразу догадалась, что речь пошла о писателе, которого Анюта заметила в мансардном окне. Катерина стояла к соседнему дому спиной и смотреть на писателя, появившегося в окне, не хотела. Подумаешь, радость какая случилась – Карпатов в окне нарисовался! Это пусть Любка-стриптизерша радуется. Ей, Катерине, до писателей нет никакого дела.
– Добрый день, соседушки! – крикнул Карпатов, неожиданно ласково и благожелательно.
У Анюты чуть не отвалилась челюсть, по крайней мере, она так катастрофически отвисла, что Катерина за нее испугалась, и за челюсть, и за Анюту.
– Что это с ним? – прошептала Катерина. – Он никогда со мной таким не был. Это не к добру!
– Видно, – прошептала в ответ Анюта, – усладила его Наташка по полной программе. Мужики такие довольные и благостные бывают только после обеда и секса.
– Думаешь, он уже пообедал? – Катерине не хотелось верить, что Карпатов выглядел сегодня таким довольным из-за случайной связи с местной красоткой.
– Это лучше ты подумай, – посоветовала ей Анюта и громко сказала: – И вам добрый день, Георгий Вениаминович! Как отдыхается? Как работается? Не упахались ли, часом, ночью?
– Отлично отдыхается, прекрасно работается, – заявил Карпатов, настежь раскрывая свое окно. – Чего и вам, дорогие соседушки, желаю! – И довольный писатель скрылся в своем тереме.
Катерина долго сдерживала любопытство, часа два, после чего не выдержала и попросила подругу показать ей Наташку Зорянскую. Анюта пообещала сразу отправиться к Наташке в гости, как только они пообедают, и настояла на том, чтобы Катерина поела вместе с ними, да и Семен, как ни странно, заявил, что ей нужно обязательно поправиться, а то он Катерину с березой издали путает. Был ли это комплимент, что она стройна, как та самая береза, или Семен имел в виду что-то другое, Катерина разбираться не стала. Она быстро справилась со щами, похвалила хозяйку и получила дополнительный половник. Отказываться было себе хуже – спор грозил затянуться надолго, а ей не терпелось посмотреть на эту Наташку. Катерина нашла в себе дополнительные возможности и под одобрительные возгласы супругов Шкарпеткиных умяла еще одну тарелку щей.