– Не цепляет, – возразила секретарша.

– В каком смысле?

– Заинтересованный читатель открывает газету, смотрит рубрику «знакомств» – и что он видит?

– Что?

– Все. Кроме ваших двух строк.

– Почему?!

– Не цепляет. Нужно «Приятная девчонка ищет смышленого мальчонку», или «Я – красавица Светик, напиши мне ответик» или…

Соня чуть не расплакалась. Ну, не хочет она искать мальчонку, а на красавицу просто не тянет. Чем бы все это кончилось… Если бы мимо не пробегал начинающий журналист Федя Скрипкин. Его и попросила секретарша накидать несколько забористых слов для двух нерешительных девушек. Федя сразу заинтересовался и возможностью проявить свой талант, и Соней одновременно. А когда он узнал, что та собирается с кем-то познакомиться, вообще обрадовался. Он устроился рядом с Соней, согнав с насиженного места Ларису, и, приняв удобную позу, чтобы показать свои умопомрачительные итальянские носки, купленные в столице во время командировки, Федор подпер голову рукой и задумался.

Соня испугалась, что после такого погружения в себя журналист выдаст нечто неприемлемое, и внутренне сжалась в комок. Но Федор не разочаровал ее. После нескольких неудач и выброшенных листков появилось колоссально цепляющее объявление: «Мобильный телефон такой-то ищет молодого человека для своей хозяйки. Ей чуть больше 20 лет, она привлекательна и стройна».

– Цепляет! – резюмировала секретарша и принялась переписывать строчки в бланк.

– Ждите звонков после выхода субботнего номера, – сообщила она, протягивая Соне квитанцию.

– А можно, я позвоню вам раньше? – поинтересовался Федя, пододвигая свой стул вплотную к Сониному и преданно-тоскливо заглядывая ей в глаза, интересуясь своей судьбой-злодейкой.

Соне стало весело, тяжелый груз непосильной ноши словно свалился с ее плеч благодаря этому Федору Скрипкину.

– Конечно, – улыбнулась она и встала.

– Этот Балалайкин у нас уже в кармане, – заявила Лариса, когда подруги вышли из здания. – Может, вернуться и забрать деньги назад?

– Не нужно. Пусть напечатают. Мне очень понравилось его объявление.

– Твое, а не его. Тебе станут звонить.

– Пусть звонят. Мало ли что.

Но Соня точно знала, что наверняка позвонит журналист, с которым придется идти на свидание и вообще нужно будет каким-то образом продолжать отношения. Или сразу признаться, что она собирается замуж за него фиктивно, или морочить ему голову, а времени для этого чрезвычайно мало. До завтра нужно решить, что делать с этим Балалайкиным, а вернее, Скрипкиным. Хотя какая разница. Нет, подумала Соня, все же разница есть – он мне нравится, почти как Воронцов. Значит, что-то должно получиться. Вот только то, что Скрипкин у нее уже в кармане, она не верила. Слишком уж скользкие типы эти холостые журналисты. А то, что Федор не носит обручального кольца, она заметила сразу. По давней привычке, к которой приучила ее мама.

День семнадцатый

Пароль! – На горшке сидел король

Артемий Федорович Чесноков, плюясь, нецензурно выражаясь и ловя на ходу норовившие слететь старые раздолбанные домашние тапочки, добежал до мусорного контейнера и стал перебирать среди отбросов пакеты. Мимо проходившая дама с укоризной оглядела его с ног до головы и, поджав губы, многозначительно покачала головой: вот, мол, и у нас теперь есть свои бомжи, теперь Тугуев смело можно назвать городом контрастов.

– Чего ищешь? – точно зная, что Чесноков совсем даже и не бомж, а сосед, поинтересовался Скворцов.

– Ужин, – огрызнулся злой Чесноков и продолжил поиски разрисованного в крупный цветочек пакета.

Скворцов испуганно замолчал и юркнул себе в подъезд. А Чесноков продолжил свое занятие. Кровь из носу ему нужно было найти этот злосчастный пакет, в который жена из вредности выбросила рыболовные крючки. И все из-за того, что он отказался выносить мусор. В то время, когда шел чемпионат мира по футболу! Дура! Мало того, что она ничего не понимает в спорте и с ней нельзя обсудить последние голевые ситуации, так еще и норовит сделать какую-нибудь пакость. Единственное, чем ее может заинтересовать футбольный матч, так это моментом, когда игроки раздеваются, чтобы обменяться майками. Здесь она сидит как прикованная и восхищается чужими мускулами.

Боковым зрением Чесноков заметил, как возле него остановился молодой парень в пиджаке и при галстуке и заинтересованно полез в карман наглаженных брюк. Через секунду тот уже стоял перед Чесноковым и совал ему в нос какую-то черную машинку.

– Запись пошла, – сказал он в нее и обратился к Чеснокову: – Я не спрашиваю, кто вы по профессии и где жили, до того, как опустились на дно. Я просто спрошу, как вас зовут, достопочтенный гражданин города Тугуева?

– Артемий Федорович, – ошалело уставившись на диктофон, произнес Чесноков.

– Отлично, – почему-то обрадовался парень и продолжил: – Мы беседуем с одним из первых тугуевских лиц без определенного места жительства, выискивающих себе пропитание на местных помойках. Их жизнь трудна и одинока, окружающие не проявляют к ним должной заботы, в Тугуеве нет ни одного центра милосердия! Вам одиноко?

– Чего? – не понял Чесноков.

– Вы хотите, чтобы в Тугуеве появился центр для обездоленных и угнетенных?

– Ну, допустим, – согласился Чесноков, решив, что если он станет давать положительные ответы, то этот странный парень от него отвяжется.

– И вы готовы выступить в поддержку моей инициативы?

– Допустим.

– Если вы приведете с собой еще парочку своих сотоварищей, то мы сможем поднять бунт против вопиющей действительности. Приходите завтра в редакцию газеты «Знамя труда», мы поговорим на эту тему более обстоятельно. Жаль, нет фотографа! Какой бы получился кадр!

Парень встал рядом с Чесноковым, подтянул рукав пиджака до локтя и запустил руку в контейнер.

– А! А! – заорал Чесноков, наткнувшись рукой на пакет с крючками и больно уколов палец.

– Этот радостный вопль одобрения стал лишним подтверждением моим словам, – произнес парень в диктофон и отключил его. – До встречи, товарищ.

И журналист, довольный тем, что провел блестящий опрос первого в Тугуеве бомжа, направился к дому Чеснокова.

– Видно, больной на голову, – глядя вслед удаляющемуся парню, пожал плечами Артемий Федорович и переложил драгоценные крючки в карман штанов.

Федя Скрипкин, а это был именно он, в каком-то смысле действительно был больным. Больным на журналистику. Он считал ее своим истинным призванием и делал все, по его мнению, возможное, чтобы изменить общество в лучшую сторону. Но люди не стремились что-либо в себе менять, поэтому приходилось действовать ночи и дни напролет. Вот и сегодня, пригласив замечательную девушку, с которой он познакомился в редакции, на свидание, Федор предусмотрительно взял с собой диктофон.