- Это всегда было в ее природе, - сказал тихо Берти. – Она не может иначе, учитывая кто и что она есть. Конечно же, Создатель знал это с самого начала.
- Думаю так и есть, да, - Найджел выпил побольше чая. – Для него это не было сюрпризом. На самом деле, я даже получил впечатление… - Найджел тщательно подбирал слова, чтобы не сказать что-либо так, как не следует говорить о Создателе всего сущего, добра и зла. – Я почти уверен, что он ожидал этого. Ее нарушений. И нашу попытку оказать помощь Джиму в лице Эдриана и Эдварда. Все это.
- И каков же результат от этого? – пролаял Колин.
- На данный момент не знаю. Создатель сообщил мне не самые лучшие новости. Когда я уходил, он сообщил, что произошел раскол между Джимом и Эдвардом с Эдрианом.
- Ох, они не должны были бороться, - пробормотал Берти.
- С каких пор? – потребовал Колин.
Найджел положил свою фарфоровую чашку обратно в блюдце. – Очевидно, это просто случилось.
Брови Колина ужесточились еще раз, что означало, что он думает. И это никогда не было очень хорошей вещью. – Так что произошло?
- Создатель не сказал, и не мое дело было узнавать. – Как бы он хотел придать сдержанности сердцу архангела. – Но, очевидно, что Джим сейчас сам по себе.
Что было, конечно же, с ровне катастрофе. Спаситель был силен, но не имел никакого опыта в способах ведения этой древней войны. Теперь же он был сидящим фазан, ожидающим, когда демон сделает выстрел в птицу. – Но я верю, Создатель примет меры. – заключил Найджел.
- Против нас? – спросил Колин.
- Подождем и увидим.
Не было никаких обещаний его коллег, ни проявившейся веры от их разговора. Ни один не мог себе представить, что Создатель предпримет по этому вопросу, в чью пользу, как выстроиться домино и после все упадет. – Я пойду вниз, - заявил Колин. – Херон не может остаться один.
Почему же не может, никто не придерживается правил, подумал Найджел. Только один раз.
Когда он взял чашку и поднес ее с раздвинутым мизинцем, он понял, снова, что была лишь одна вещь, от которой он зависел, это страсть Колина: Для всех он был самым интилигентным из них, однако, правда была в том, что по своей природе он был горяч, его познания никак его не контролировали, но он все равно, упорно подчинялся истинным законам.
- Нечего сказать, Найджел? – с горечью проговорил Колин. – Нет? А как же «Ах, нет, ты не можешь?»
Найджел сосредоточился на замке, маячившим не по далеко, и когда он, наконец, заговорил, его голос был тихим, слышась другим, он мог бы сказать, как опечаленный. – У нас есть возможность захватить эту игру. Я хотел бы спросить, считаешь ли ты, что я действовал за зря, что было глупо последовать к нему сразу же с этими нарушениями дабы Создатель решил, что с этим делать.
- Консерватизм является кузеном трусости. Я говорю, что если Создателю было известно о всех нарушениях Девины, то можно было бы уже что-то предпринять в самом первом раунде. Ничего такого же не было, что говорить о попустительстве, и потому, мы должны проявить инициативу. – Архангел бросил салфетку на стол. – Ты не такой сильный, как ты думаешь, Найджел. Или же ты веришь, что ты настолько важный, что после того как получишь ответ, то победишь?
В наступившей тишине, Найджел был исчерпан, и все его аргументы, и все его органы: Джим пошел на сделку с Девиной. Колин был на грани к жульничеству. Демон работал над контролем. Последний раунд был потерян, и было слишком мало надежд на исход последнего.
- Если у вас все, прошу меня извинить, - с осторожностью он прижал льняной салфеткой рот, и затем сложил ее. Положив ее аккуратно рядом с тарелкой, он поднялся на ноги. – Я считаю, что я сделал достаточно, используя разум, а ты можешь делать, что хочешь. Я лишь прошу тебя помнить о возможных последствиях. – Он покачал головой своему старому другу. – Я ожидал, боя с демоном. Но я никогда не думал, что в конечном итоге я потеряю связь со спасителем или тобой, в то же самое время.
Он не стал дожидаться ответа, он испарился обратно к себе.
Стоя в личных покоях на фоне красочного атласа и шелка, ему казалось, что его выбросили в холодную галактику и он плыл сквозь пространство, приближаясь к концу конца… лишь он один без цели.
Был хороший шанс, что они проиграют войну. С вещами, происходящими внизу на земле, а также здесь, на небесах, ему нечего было предложить против интриг Девины, а она-то точно узнает и использует это ослабленное состояние.
Когда он впервые вышел на арену с демоном, он был так уверен в победе. Теперь же, все, что он видел так, это потери.
Они проигрывали. Особенно учитывая то, что он должен был встать на сторону Колина только сейчас, но вместо этого он уступил усталости.
Долгое время он стоял на месте, где встали его ноги, его легкие боролись за дыхание, он не нуждался в этом, и все же казалось, что он паниковал в связи с открывшейся перспективой. В конце концов, он подошел к богатому зеркалу и сел перед своим отражением. С мягким проклятьем, он позволил себе измениться принимая облик дыма, так что, все, что осталось от него было действительно тем что он был: радужным, искаженным дождем источником света, светящимся всеми цветами творения.
Он лгал самому себе, понял он.
С самого начала он верил, что это война во имя спасения душ под замком, и хоть это было причиной, была и еще одна истина, скрывающаяся за его героической мантией и целью.
Это был его дом. Где четверть времени он проводил с Колином, питаясь и играя с Берти и Байроном. Даже Тарквиний с его карими глазами и долговязыми конечным взглядом вроде лелеял и поддерживал его.
Это была его жизнь и он любил в ней все, вплоть до мокрых следов Колина на ковре вышедшего после бани и вина, которого они пили вместе, когда все было тихо и по-прежнему, и его гладкая кожа, противопоставляемая и ощущаемая друг против друга.
Он был бессмертным, который в этот момент познал смертельный ужас потери.
Как люди делают это? Проходили свою короткую жизнь, не зная наверняка, когда люди, которых они любят, покинут их… и есть ли на самом деле место для тех, кто по другую сторону. Возможно, это был лишь момент.
В самом деле, он провел слишком много времени, проживая свои «дни» и «ночи», принимая все как должное, и что все будет всегда так, как хочет он. И только теперь, когда он столкнулся с огромной черной смертью, он понял, какие красивые и яркие цвета принимало то его существование. Чайник был гением, подумал он. Бесконечность в результате была наглостью. Лишь скоротечность была заветным путем, данным им. – Найджел.
Это не Колин, а Байрон, просунувший голову между полами фиолетового и красного. Архангел прервал его размышления, и что было удивительно так, это что он не постучал. – Я звал тебя, - сказал он. Ах, а вот и объяснение.