— Пусть будет так, — сказал я. — Предположим, она стоит на коленях и открывает сумку. Доувер Фултон стреляет ей в затылок. Он хочет застать ее врасплох… и промахивается.
— Да. Такое вполне вероятно.
— Хорошо. Тогда учтите элемент неожиданности.
Итак, что она делает в таком случае?
— Вскакивает, естественно, — сказал Селлерс.
— И поворачивается к нему лицом, — сказал я.
— Ну и что?
— А то, что вторая пуля в таком случае угодила бы ей в лоб.
— Не обязательно. Она поворачивается к нему лицом, видит, что происходит, и пытается убежать.
— И тогда уж он стреляет ей в затылок.
— Верно.
— Что же получается? — сказал я. — Он промазывает, когда она неподвижно стоит на коленях, и бьет без промаха, когда она убегает.
Селлерс почесал голову.
— Не знаю, что там произошло, но это вполне приемлемое объяснение.
— Это объяснение, которое ничего не объясняет, — сказал я. — А дело было так: стреляли три раза. Стрелявший знал, что ему надо отчитаться за три выстрела. А он не мог за них отчитаться. Поэтому он отнес пистолет и сумку за пределы мотеля, туда, откуда выстрелы не были слышны, прострелил сумку, принес ее обратно в домик, вложил пистолет в руку Доувера Фултона, запер дверь изнутри и вылез через окно.
— Что-то я тебя не понимаю, — сказал Селлерс. — Зачем ему понадобилось проделывать все это? Столько хлопот!
— Потому что ему нужно было отчитаться за третий выстрел. Полиция должна была найти три пули. Поэтому ему пришлось выстрелить в сумку, где и была найдена третья пуля.
— Тогда получается четыре пули, если так, — сказал Селлерс.
— Совершенно верно.
— Значит, четвертый выстрел сделан только для того, чтобы отчитаться за третий? Зачем?
— Затем, — сказал я, — что третья пуля попала в стрелявшего.
Селлерс был в полном недоумении. Он долго моргал и жевал губами, пытаясь переварить эту мысль.
— Это предположение, — сказал он наконец, — всего-навсего предположение, предположение и больше ничего.
— Помимо предположения есть еще и факты, — сказал я. — Где была одежда убитой, когда вы обнаружили трупы?
— Часть одежды была на ней, остальная… дай вспомнить… ага… остальная в сумке.
— В том-то и дело. Женщина, проводящая свой уикэнд в гостинице, не станет комкать и мять свои вещи.
Ведь в коттедже есть и платяной шкаф и вешалка. Когда началась стрельба, сумка была открыта и стояла на полу возле стула. А кофта висела на спинке этого стула. Убийца запаниковал, схватил кофту, скомкал ее и сунул в сумку.
— Уж больно много ты знаешь, — сказал Селлерс многозначительно. — Еще бы! Ведь ты был в мотеле как раз в это время. — Он задумался. И вдруг сказал: — Господи! Наконец-то дело начинает проясняться! Прошу всех быть свидетелями! Он был в мотеле, когда произошло убийство. И если это действительно убийство, то его совершил он.
— Я не убивал, потому что я не ранен. Третья пуля попала в того, кто стрелял. Взгляните на фотографии, на которых изображена внутренность комнаты, где были найдены тела убитых. Взгляните на вешалку для полотенец.
— А что там такое?
— Там два полотенца для рук и всего одно банное полотенце.
— Ну?
— Каждому постояльцу гостиницы положено одно полотенце для рук и одно банное. Значит, на вешалке должно быть два полотенца для рук и два банных полотенца. Где же второе банное полотенце?
— Не знаю, черт возьми! — сказал Селлерс. — В наши обязанности не входит проверять наличие белья.
— Убийца был ранен, — сказал я, — и перевязал рану банным полотенцем, чтобы остановить кровотечение. Вероятно, кровотечение было не очень сильным, но полотенце было использовано именно с этой целью.
— Это нелепое предположение, Лэм, Нелепое. Просто фантастическое!
— Согласен. Но оно стоит того, чтобы его проверить.
— Да, ты абсолютно прав, — вмешалась Берта, — оно стоит того, чтобы его проверить. Подумай только, что будет со страховой компанией, Фрэнк!
— Как это? Не понимаю.
— У них такое правило: если происходит самоубийство, а годичный срок со дня заключения договора еще не истек, то страховая компания не платит ни копейки, — сказала Берта. — Если смерть наступает от других причин, они платят сорок тысяч долларов. Если же произошел несчастный случай, то страховая компания выплачивает двойную компенсацию.
Селлерс присвистнул.
— Мы как раз этим занимаемся, то есть я хотела сказать — я этим занимаюсь, — сказала Берта.
— Продолжай, Лэм, — сказал Селлерс.
— Это была вовсе не любовная история. Минерву Карлтон шантажировали. Вымогатель требовал слишком крупную сумму, которую она не могла уплатить. Он же угрожал, что расскажет обо всем мужу.
— Если ее шантажировали, то, наверное, так все оно и было, — сказал Селлерс.
— Она же решила нанести шантажисту ответный удар, — сказал я, — и обратилась за помощью к своему бывшему боссу Доуверу Фултону. Она его уважала. Возможно, даже была влюблена когда-то. Этого я не знаю наверняка. Но, во всяком случае, она к нему обратилась, и он решил ей помочь. Они договорились, что Доувер Фултон сыграет роль ее мужа. Дело в том, что шантажист ни разу не видел Стэнвика Карлтона. Итак, Фултон сыграл Стэнвика. Может быть, он даже вошел в роль и воскликнул: «Моя жена была мне неверна? Что с того? Я ее прощаю!» Может быть, он ее даже поцеловал и сказал вымогателю: «А теперь пойди и утопись!»
— Такое вполне вероятно, но нужны доказательства, — сказал Селлерс.
— Я и пытался найти доказательства. А ты надел на меня наручники.
— Ты совершенно прав, я надел на тебя наручники.
Но ты был пойман с поличным.
— Я ее не убивал.
— Если ты не убивал, зачем же ты убежал, приятель?
Ты ведь знаешь, что за это бывает. А ты думал, что можешь убежать и тебе это сойдет с рук. Ты даже не подумал, что тебя могут опознать. Но я сразу догадался. Я вспомнил описание маленькой блондинки, которое давал мне ты, и сопоставил его с описанием убитой девушки. Я…
— Да, знаю, знаю. Я все это уже слышал по радио.
Селлерс уставился на меня.
— Я снял отпечатки пальцев с целлофановой обертки книги, и это были твои отпечатки.