Куин заглянул в открытую дверь кареты. Ему следовало бы последние несколько миль проехать вместе с ней, но тогда его мать или горничная все равно помешали бы им побеседовать. Несмотря на все его попытки, они не сумели поговорить и в Хайбэрроу. Где бы он ни встречал ее, его тут же охватывало желание либо накричать на нее, либо поцеловать. Это сводило его с ума, он стал раздражительным.
– Мэдди, Бэнкрофт-Хаус окружен зеленым поясом дубов, а под ними – цветущие розовые рододендроны. К тому же парк очень живописен, и, уверяю вас, подъездная дорога не видна с улицы.
– Я хочу домой, – заявила она. – Тоскливая нотка, прозвучавшая в ее голосе, заставила его на минуту замолчать.
– И куда же это, уточните? – спокойно спросил он. Принимая во внимание ее практичность, он подумал, что этим привлечет ее внимание. И действительно, в следующее мгновение из темноты появилась рука. Он быстро сжал ее в своей. Она дрожала, и он понял, скольких нервов ей должен был стоить этот эксперимент. Когда они подъезжали к пригородам Лондона, Мэдди плотно задернула шторками все окна в карете. Сидя на Аристотеле, он пытался уговорить ее выглянуть из окна, но она даже не ответила.
Куин помог ей выйти из кареты. Ее глаза были крепко закрыты, и она остановилась, когда ее ноги коснулись подъездной дорожки.
– Таким образом, вы обязательно на что-нибудь наткнетесь, – сочувственно и в то же время забавляясь, пробормотал он.
– Я знаю, – произнесла Мэдди сквозь сжатые зубы. – Дайте мне минуту.
– Сколько угодно.
Она продолжала крепко сжимать его руку. Очевидно, весь Лондон был ей более неприятен, чем он. Куину и в голову не могло прийти, что из роли врага его возведут в ранг друга, но условия были благоприятными. Он взглянул на ее побледневшее осунувшееся лицо. Боже, она была прекрасна!
Наконец после медленного глубокого вдоха Мэдди открыла свои привыкшие к темноте серые глаза. Она увидела огромный дом, подъездную дорожку, множество любопытствующих слуг и Куина.
– Мило, – хрипло сказала она.
– В ваших устах это звучит как высшая похвала. Пойдемте? – Куин указал на открытую парадную дверь.
Мэдди не шевельнулась, продолжая также крепко сжимать руку маркиза.
– Вы тоже здесь остановитесь?
У Куина были другие намерения. Во время лондонского сезона он всегда останавливался в Уайтинг-Хаусе на Гросвенор-стрит, который принадлежал семье его матери.
Провести все лето в Бэнкрофт-Хаусе – со своими родителями – было пыткой, которую он перестал выносить с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать и он был принят в Оксфорд.
– Конечно, я остановлюсь здесь. По крайней мере, пока вы не будете устроены.
В ядовитом взгляде, который бросила на него Мэдди, ясно читалось: она никогда не осядет в Лондоне.
– Я женюсь этим летом, вы же знаете, – сказал он в ответ. – Яне могу позволить Элоизе жить здесь.
– Тогда вам не следовало признавать меня привлекательной, – произнесла она ровным голосом, и ее щеки слегка порозовели. – Хотя, полагаю, это весьма распространенное явление, когда мужчина вашего положения обещает себя одной, а потом бросается на кого-то еще.
Она уже явно справилась со своими нервами.
– Я не набрасывался на вас. Думаю, это было взаимное влечение.
Ее губы тронула сдержанная улыбка.
– Не льстите себе, – упрямо заявила она, освобождая руку, и в гневе прошагала мимо дворецкого Бикса в дом.
– Как я могу льстить себе, когда вы рядом? – пробормотал Куин ей в спину, прежде чем последовать за ней.
Во время своего первого и единственного визита в Лондон Мэдди пребывала в состоянии постоянного восторга. Тогда она наконец-то смогла увидеть все знаменитые места столицы, такие как Гайд-парк, Бонд-стрит и мрачный Тауэр, – места, о которых она только слышала или читала. На сказочных балах присутствовало множество известных восхитительных людей, которые обращались с ней как с равной и заявляли, что рады знакомству.
Но сейчас у неё не было никакого желания вновь видеть эти места или встречать тех же людей.
– Мисс Мэдди, вы не хотите переодеться к завтраку?
Мэдди потрогала пальцами полог над кроватью, закрывавший от нее элегантную Кинг-стрит.
– Думаю, придется.
Она все еще не привыкла к тому, что кто-то помогает ей одеться и уложить волосы, но не хотела отказываться от помощи Мэри, которую бы неизбежно уволили, на что, без сомнения, и рассчитывал лорд Уэрфилд. Мэдди надела свое новое платье из зеленого и желтого шелка, взглянула на каминные часы и неохотно покинула спальню. Полдюжины слуг вежливо приветствовали ее, пока она спускалась в столовую. Войдя, девушка остановилась как вкопанная.
Герцог Хайбэрроу поднял глаза от персика, который резал.
– Вы все еще здесь? – ворчливо спросил он и продолжил свой ленч.
– Добрый день, ваша светлость.
Лакей поспешил отодвинуть для нее стул, и, чтобы не показаться трусихой перед герцогом, Мэдди села. Она нетерпеливо оглядела комнату, а его светлость продолжал грубо игнорировать ее. Куин неоднократно повторял, что, пока они в городе, Бэнкрофты садятся за ленч ровно в час дня. И вот она пришла ровно в пять минут второго, когда вся семья уже должна была находиться в столовой.
Второй лакей предложил ей блюдо с фруктами, и с благодарной улыбкой она выбрала персик. Как и все, что она видела в доме, он был само совершенство – круглый и золотистый. Мэдди прищурилась, воображая совершенную улыбку Куина, и разрезала плод пополам.
Она опять краем глаза взглянула на Льюиса Бэнкрофта. Теперь, когда он не рычал на нее и не оскорблял, она заметила, что его темно-каштановые волосы на висках почти седые. Лицо у него было краснее, чем у брата, впрочем, мистер Бэнкрофт был так бледен последние несколько недель, что она была склонна считать бледность естественной. И хотя Мэдди понимала, что относится к Льюису с пристрастием, она нашла выражение его лица гораздо менее любезным, чем у Малькольма.
– На что ты смотришь, девочка?
Мэдди моргнула.
– Я искала сходство между вами и вашим братом, ваша светлость.
– Ха, Малькольму повезло, что я до сих пор считаю его родственником.
– Возможно, ваша светлость, это вам повез…
Куин проскользнул в дверь.
– Добрый день, отец, мисс Уиллитс, – торопливо сказал он, поправляя галстук и усаживаясь напротив Мэдди. – Мои извинения. Я занялся корреспонденцией и потерял счет времени.
Герцог пригвоздил его раздраженным взглядом карих глаз.
– Ты тоже остановился здесь? Чем, черт побери, плох Уайтинг-Хаус?
Маркиз знаком попросил чашку чаю.