— Тебе следовало думать об этом раньше, до того как ты приняла участие в… этой оргии в спальне Амелии Джонс!
Она встала, чувствуя, что краснеет, и с силой оттолкнула стул.
— Ничего подобного не было!
— Однако все говорят об этом. Господи, Джорджи!
— Ах, замолчи! — сердито сказала она и решительным шагом вышла из комнаты.
— Джорджиана!
— Грейдон, — сурово перебила его мать. — Перестань кричать!
Джорджиана продолжала идти, до нее все еще доносились голоса споривших, пока она не вошла в малую гостиную и не захлопнула за собой дверь. Вчера вечером все было так ясно. То, чем занимались Амелия и Лаксли, возбуждало, но не сильнее, чем ощущение опасности быть пойманными или опьяняющая близость Тристана. Она буквально не могла оторвать от него рук.
Это происходило с ней всегда. Даже когда она на него сердилась, ей хотелось дотронуться до него, хотя бы ударив веером по его пальцам. Сейчас ей хотелось повторить то, что она чувствовала прошлой ночью, когда он обнимал ее и говорил, что любит. Где же он? Он должен был бы знать, какие слухи разносятся по городу.
Кто-то постучал в дверь, и она вздрогнула.
— Уходи, Грейдон, — рассердилась она.
— Перемирие, — сказал он, поворачивая дверную ручку и толкая дверь.
— Почему? — Она мешала ему открыть дверь, но он слегка опять нажал на нее.
— Джорджи, мы одна семья, может быть, мне и хочется свернуть тебе шею, но я не сделаю этого.
— Джорджиана, — совсем рядом раздался голос тетки, — мы должны действовать вместе.
Она впустила их. Разумеется, они были правы: ее позор касался и их тоже, хотя их титулы и влияние защищали от неприятностей. У нее не было такой защиты. Если Тристан не появится… Сжав руки, она ходила возле окна.
— Что мы будем говорить? — спросил Грей, наблюдая за ней.
— Очевидно, мы скажем, что Джорджиана осталась дома из-за простуды, что бы там ни говорили эти идиоты Джонсы и их слуги. Было уже темно и поздно, а они были так расстроены, увидев свою дочь в таком… неприличном положении. Это вполне понятно, но, ради Бога, им не следовало выдвигать такие чудовищные обвинения против кого-либо из приличной семьи.
Джорджиана остановилась.
— Нет.
Фредерика посмотрела на нее:
— У тебя нет выбора, дорогая.
— Тетя Фредерика, я не стану злоупотреблять чьей-то ошибкой, чтобы спасти свое положение. Даже если это будет Амелия Джонс.
— И погубишь себя, — спокойным тоном заметила Фредерика. — Ты это понимаешь?
Холодная дрожь пробежала по ее спине.
— Да, понимаю. Я смирюсь с этим.
— Одну минуту, черт побери, — взревел, поднимаясь, Грей. — Ты хочешь сказать, что ты действительно занималась тем, о чем говорят?
— Нет, это была не оргия, — ответила она.
— Я убью его.
— Ты ничего такого не…
Дверь открылась в тот самый момент, когда он подошел к ней.
— Ваша светлость, леди Джорджиана, — объявил дворецкий, — лорд Д…
Грей схватил Тристана за плечо и, втащив его в комнату, захлопнул дверь перед несом Паско.
— Ты, сукин с…
Тристан одной рукой отшвырнул Грея в сторону.
— Я пришел сюда не к тебе, — сказал он с решительным и суровым выражением лица.
Он отыскал взглядом Джорджиану, застывшую у окна, и она с облегчением вздохнула. Он действовал одной рукой, потому что в другой сжимал букет белых лилий и перевязанную лентой коробку.
— Доброе утро, — сказал он, понизив голос.
Чуть заметная улыбка коснулась его чувственных губ, а сапфировые глаза потемнели.
— Доброе утро, — тихо ответила она, сердце у нее лихорадочно забилось.
— Дэр. — снова обратился к нему Грей, — я не потерплю твое непростительное поведение…
— Замолчи, дорогой, — остановила его Фредерика. Поднявшись, она взяла сына под руку и повела к двери. — Мы будем в утренней гостиной, если вы пожелаете нас видеть, — открывая дверь, сказала она.
— Я не оставлю их наедине, — проворчал герцог.
— Оставишь. Они обещают, что на этот раз не станут раздеваться.
— Тетя Фредерика! — вспыхнув, воскликнула Джорджиана.
— Разбирайтесь.
Ободряюще взглянув на Джорджиану, герцогиня закрыла дверь.
Джорджиана и Тристан молча смотрели друг на друга в неожиданно наступившей тишине.
— Я понятия не имел, с какой быстротой распространяются слухи, — тихо сказал он, — иначе я приехал бы раньше. Оказалось, Амелия с Лаксли не вызывают столь сильного интереса, как я предполагал.
— Я надеялась, что все будут так увлечены разговорами о них, что забудут упомянуть нас.
Тристан кашлянул.
— Мне надо задать тебе вопрос. Вернее, два вопроса.
Если бы ее сердце могло биться быстрее, она бы упала в обморок.
— Я слушаю, — как можно спокойнее ответила Джорджиана.
— Во-первых, — начал он, протягивая ей букет, — ты мне веришь?
— Никогда бы не поверила, что ты помнишь о моих любимых лилиях, — сказала она, взяв цветы, чтобы занять чем-то свои руки.
— Я помню все, Джорджиана. Помню, как ты выглядела, когда мы встретились в первый раз, и помню выражение твоих глаз, когда я обманул твое доверие.
— Ты обидел меня, но этого никто так и не узнал, — возразила она. — Как тебе удалось скрыть все, когда ставки зависели от исхода?
Он пожал широкими плечами.
— Изобретательность. Джорджиана, ты…
— Да, — перебила она, глядя ему в глаза. — Я верю тебе.
Если бы Тристан ждал момента для осуществления своей мести, то этот момент наступил. Но она сказала правду. Она любила его.
— Тогда, — сказал он, как будто не был заранее уверен в ее ответе, — это тоже для тебя.
Виконт протянул ей коробку, размером с ящичек для сигар, перевязанную серебряной лентой с пышным бантом наверху. Джорджиана отложила в сторону лилии и с волнением взяла ее в руки.
— Это ведь не новый веер, правда? — спросила Джорджиана, пытаясь шутить.
— Открой и увидишь, — ответил он.
Она поняла, что виконт волнуется, и почувствовала себя увереннее от мысли, что он не такой уж неуязвимый. Затаив дыхание, она откинула крышку.
Ее чулки, аккуратно свернутые, лежали рядышком, а между ними сложенная записка. Она стала благодарить его и заметила, что записка была вложена в кольцо. Кольцо с печаткой, принадлежавшее Тристану.