Джорджиана была умна, образованна, остроумна и хороша собой. К тому же сказочно богата! Этого было вполне достаточно, чтобы привлечь многочисленных женихов.
Черт, если бы в то время он знал, в каком плачевном состоянии его отец оставит имения и титул Дэров, он смог бы лучше воспользоваться ее чувствами, и они оказались бы совершенно в других отношениях.
— Это не твоя ли Амелия? — спросила стоявшая рядом с ним тетя Эдвина.
— Она вовсе не моя. Пожалуйста, поймите это. — Не хватало еще одного недоразумения между ним и предполагаемой супругой. В таком бедственном финансовом положении он сам вот-вот станет невыгодным женихом. И намного раньше Джорджианы окажется у чаши с пуншем и пирожками с мясом.
— Значит, ты остановил свой выбор на другой? — Тетушка ухватилась за его руку и привстала на цыпочки. — Которая из них?
— Ради Бога, тетя, перестаньте меня сватать. Вероятно, это будет Амелия. Но я бы хотел иметь возможность попробовать все фрукты в вазе, прежде чем выбрать свой персик.
— Ты привыкаешь к мысли о женитьбе, — усмехнулась Милли.
— Откуда вы знаете?
— В прошлом месяце ты сравнивал брак с лавкой аптекаря и ядом. А сейчас это ваза с фруктами и персики.
— Но у персиков есть косточки.
Колесо кресла-каталки наехало на палец его ноги и остановилось. Милли Карроуэй была солидной женщиной, и ее веса вместе с весом коляски оказалось достаточно, чтобы у него искры посыпались из глаз. Обладательница кресла-каталки улыбалась ему, в ее глазах светилось тайное коварство. Не отводя взгляда, Тристан протянул руку к спинке кресла и толкнул его. Она поморщилась, словно он ее ударил, но колесо съехало с его ноги, и он смог свободно вздохнуть.
— Он собирается жениться на персике, — предположила Эдвина. — Только боится косточек.
— Я не боюсь косточек, — ответил он. — Дело в разуме.
— Значит, женщина — фрукт? — вмешалась Джорд-жиана. — Тогда что же такое вы, лорд Дэр?
Джорджиана была в прекрасном настроении. В другое время обмен колкостями доставил бы ему удовольствие, но, поскольку в этот вечер Тристан собирался убедить себя, что сможет терпеть персик по имени Амелия Джонс, он не хотел тратить энергию, состязаясь в остроумии со своей мучительницей.
— Почему бы нам не продолжить эту забаву попозже? — предложил он, похлопывая тетю Милли по плечу. — Вы извините меня, дамы?
Тристан направился к толпе застывших в ожидании женщин. Среди них было несколько богатых невест, жаждущих предложить свое приданое в обмен на титул. Амелия Джонс казалась наименее неприятной из них, хотя все они отличались жеманной заурядностью.
— Милорд!
При звуке голоса, раздавшегося за спиной, он застыл на месте.
— Леди Джорджиана, — ответил он, поворачиваясь к ней.
— Я, э… вспомнила, что несколько лет назад ты очень хорошо делал одну вещь, — тихо произнесла она, краснея.
Она не могла иметь в виду то, о чем он подумал.
— Что? — спросил он, чтобы не рисковать своими пальцами.
— Вальс, — краснея еще гуще, коротко ответила она. — Помню, ты хорошо вальсировал.
Тристан пытался разгадать выражение ее лица.
— Ты предлагаешь, чтобы я пригласил тебя на танец?
— Ради твоих тетушек. Думаю, нам надо хотя бы казаться друзьями.
Это было неожиданностью, но в данный момент он охотно подыграл ей.
— Рискуя получить отказ, леди Джорджиана, приглашаю вас на вальс.
— С удовольствием, милорд.
Он подал ей руку и заметил, что пальцы у нее дрожат.
— Ты не предпочтешь кадриль? Мы будем выглядеть не менее дружелюбно.
— Конечно нет. Я тебя не боюсь.
С этими словами она сжала его пальцы. Они вошли в круг танцующих. Тристан неуверенно взглянул на Джорд-жиану и, крепче сжав ее руку, осторожно обнял за талию.
Она снова вздрогнула, но положила другую руку ему на плечо.
— Если ты не боишься, — прошептал он, кружа ее в танце, — то почему дрожишь?
— Потому что, если помнишь, мне ты не нравишься.
— Ты не позволяла мне это забыть.
На мгновение их взгляды встретились, и затем она снова стала смотреть на его галстук. Тристан заметил в другом конце зала ее кузена, герцога Уиклиффа, который смотрел на них с явным изумлением.
— По-моему, Уиклифф сейчас упадет в обморок, — усмехнулся он.
— Я же сказала: мы должны танцевать, чтобы убедить твоих тетушек в том, что сможем поладить, — сказала она. — Для этого тебе не обязательно разговаривать со мной.
Если он не мог с ней разговаривать, то по крайней мере получал огромное наслаждение, танцуя с ней. Она была гибкой и грациозной и, как и шесть лет назад, прекрасно танцевала. В этом состояла часть проблемы, возникшей с ее появлением в его доме, — он до сих пор желал ее. Тогда она со всей страстью отдалась ему, и виконту доставляло особое удовольствие думать, что он был у нее первым, несмотря на то что из-за этого Джорджиана, казалось, обрекла его на вечные муки.
— Если уж мы друзья, позволь посоветовать тебе не сжимать свои губы так плотно, — прошептал он.
— А ты не смотри на мои губы, — рассердилась она.
— А на что я должен смотреть, на твои глаза или нос? На твою прелестную грудь?
Она густо покраснела, затем упрямо вздернула подбородок.
— На мое левое ухо, — приказала она.
— Очень хорошо, — усмехнулся Тристан. — Очень милое ушко, должен признаться. И почти на одном уровне с правым. Все вполне приемлемо.
У нее дрогнули губы, но он притворился, что не заметил. Виконт чувствовал ее опьяняющую близость. Голубая юбка девушки обвивала его ноги, он ощущал, как в его руке сжимались и разжимались ее пальцы, а в вихре танца соприкасались их бедра.
— Не прижимай меня так близко, — тихо попросила она.
— Прости, — сказал он, отстраняясь на приличное расстояние. — Старая привычка.
— Мы не танцевали вальс уже шесть лет, милорд.
— Тебя трудно забыть.
Изумрудные глаза холодно блеснули.
— Мне следует принять это за комплимент?
«Господи, он добивается, чтобы его убили!» — подумала Джорджиана.
— Нет. Просто так оно и есть. С того времени как наши… пути разошлись, ты обломала об меня семнадцать вееров, а теперь еще отдавила пару пальцев на ноге. Такое трудно забыть.
Вальс закончился, и она сразу же отстранилась от него.
— Дружелюбия для одного вечера достаточно, — сказала она и, сделав реверанс, удалилась.