Неужели все это произошло с ней? Неужели попасть в подобную переделку означает быть свободной?
Она пристально вгляделась в глаза Деверилла. Он должен знать. Кому, как не ему, знать это?
— Прошлым вечером, — сказала Элинор, понизив голос, потому что вспомнила, что Хелен обещала проявлять сдержанность только при отсутствии угрозы для ее безопасности, — я хотела почувствовать себя свободной.
— Понятно, — сказал он, допивая виски. — Мне пора идти. Терпеть не могу начинать день на пустой желудок.
Он повернулся, но Элинор схватила его за рукав, не давая уйти.
— Прошлым вечером это была свобода? Или романтика?
Деверилл замер, посмотрев ей в глаза.
— Ни то ни другое. Скорее грех. Меня учили, что между ними есть разница. Однако все это следует испытать хотя бы раз в жизни.
— И грех? — повторила она.
— Да. Хотя он должен совершаться по взаимному согласию и доставлять гораздо больше удовольствия, чем-то, что почти произошло с вами. — Высвободившись из ее рук, он направился к двери.
— Надеюсь, я скоро вас увижу? — крикнула она ему вслед.
— Я буду где-нибудь поблизости, — усмехнулся он и откланялся.
Элинор слышала звуки его удаляющихся по коридору шагов, потом открывшейся и закрывшейся входной двери. Валентин знал ответы на многие вопросы. Даже если он не спешил делиться собственным опытом с ней, он понимал разницу между грехом и свободой, познал и то и другое. Она подозревала также, что он не был чужд и романтики, хотя вряд ли искал ее в жизни. Словом, изведал он немало. Невозможно иметь такой очаровательно греховный огонек в глазах и не вкусить чего-нибудь недозволенного. А, кроме того, она узнала о маркизе Деверилле то, чего никак не предполагала раньше: ему можно доверять.
Очевидно, избежать скандала было труднее, чем она по наивности думала. Конечно, она зря обольщалась в отношении Стивена, но этой ошибки больше не повторит. То короткое время, на которое ей удалось вырваться из-под ига своих братьев, было слишком важно для нее. Ей нужен был наставник, способный помочь ей сориентироваться в сложном мире человеческих страстей. Ей нужен был Валентин Корбетт.
— Валентин, я с тобой говорю. Прислонившись к экипажу, припаркованному на Бонд-стрит, он прислушивался к жалобному тихому голосу, доносившемуся изнутри экипажа. Вернее, слушал он вполуха, поскольку его внимание почти целиком было приковано к паре молодых леди, которые шли вдоль улицы по направлению к лавке шляпницы.
— Ты, кажется, даже не слушаешь меня?
— Я слушаю, Лидия, — сказал он, доставая из кармана сигару. — Продолжай.
— Знаешь ли ты, каково мне ложиться в постель с дряхлым стариком, каково ощущать его ласки?
— Если это так невыносимо для тебя, дорогая моя, то тебе, наверное, не следовало выходить за него замуж. — Он раскланялся с проходившими мимо знакомыми дамами.
— Надеюсь, ты не имеешь в виду, что я должна была пренебречь большими деньгами? Это на тебя не похоже, Валентин.
— Да ну? Как странно.
— И я так думаю. Но ты мне нужен. Он закурил сигару.
— «Нужен» — слишком сильное слово, Лидия. Не думаю, чтобы ты в чем-то нуждалась. Но если ты хочешь видеть в своей постели кого-то, кроме своего мужа, то у тебя очень широкий выбор.
В экипаже наступило молчание. Даже сквозь опущенные шторы он видел, как она сидит на бархатных подушках и, прищурив глаза, обдумывает все сказанное им, прикидывая, есть ли тут что-нибудь такое, что можно истолковать в свою пользу.
— У тебя появилась новая пассия, — наконец изрекла она.
Он пренебрежительно фыркнул.
— Значит, вот к какому выводу ты пришла? Что ж, даже если у меня возник к кому-то интерес, это не повлияет на наши с тобой отношения.
— Как посмотреть. Может быть, ты выбрал свою квоту любовниц и теперь тебе надо избавиться от одной из нас, прежде чем уложить в постель другую?
Валентин вздохнул, не спуская взгляда с дверей шляпной лавки.
— Это становится утомительным. Делай, какие угодно выводы, Лидия. Найди кого-нибудь. Приятно провести вдвоем время — это одно, но я совсем не хочу, чтобы меня изводили придирками. Тем более если это делает замужняя женщина.
Лидия разразилась бранью. К счастью, Элинор и леди Барбара вышли из лавки шляпницы и продолжили свой путь по улице, а он последовал за ними, оставив Лидию в полном недоумении.
Формально он не должен был находиться здесь. Прогулка по магазинам была в расписании Элинор единственным мероприятием, запланированным на сегодня, и Мельбурн счел его достаточно безобидным, чтобы снять с нее наблюдение. Валентин был вполне уверен, что ее брат прав.
Это не объясняло, почему он ждал за углом возле резиденции Гриффинов, пока она не отправилась на встречу с леди Барбарой, и почему последовал за ними по Бонд-стрит, вместо того чтобы отправиться в палату лордов.
Фактически у него не было никаких логических причин находиться здесь. Никаких, кроме желания — нет, черт возьми, потребности! — понять Элинор Гриффин. Видит Бог, он докатился до того, что едва не поцеловал девушку в ее собственной гостиной, где в любой момент мог появиться Мельбурн.
Это противоречило здравому смыслу. Случалось, что он, подвергаясь опасности, охотился на дичь, которая уже принадлежала другому мужчине, но это было допустимо. Друзья же — совсем другое дело. У него было не много друзей, и он их не предавал. Никогда.
Мельбурн попросил его присматривать за Элинор, чтобы она не попала в беду, и тотчас сообщать ему, если заметит что-нибудь предосудительное. И всего за один день он видел ее полуголой, сопровождал ее домой без дуэньи — и то и другое могло бы вынудить его жениться на этой девушке, если бы кто-нибудь узнал об этом, — а потом он пообещал ей не говорить никому о том, что случилось.
То, что пытался сделать Кобб-Хардинг, произошло не по ее вине. Он был в этом уверен. Но она отправилась к Белмонту по доброй воле, и он мог бы со спокойной совестью так и сказать ее брату. Но поступил иначе…
Валентин затянулся сигарой, держась достаточно далеко от Элинор в толпе, так что ему было видно лишь страусовое перо на ее шляпке. Поскольку он уже заявил, что намерен в это время находиться в другом месте, было бы странно, если бы она обнаружила его в тридцати шагах за своей спиной.
Он совсем не был уверен, что чего-то добьется этой слежкой. Пропади все пропадом; ведь если бы Мельбурн не обратился к нему, и он не узнал о маленьком мятеже Элинор, то сам Валентин стоял бы первым в очереди жаждущих воспользоваться случаем и преподать ей «уроки» свободы, греха и страсти. Однако благодаря герцогу его весьма эффективно вывели из этой игры. Конечно, его голова сознавала долг чести, но остальные части тела не очень-то обращали внимание на столь высокие материи. В нем бушевало желание; уложить Элинор Гриффин в постель.