— Ты плачешь, — сказал он.
— Вовсе нет.
Шей приподнял бровь, — признавайся, в чем дело.
— Ни в чем, — попыталась отнекиваться она. — Я ужасно счастлива. Делаю все, о чем мечтала. И все идет именно так, как я это представляла.
— Оно и видно. Шарлемань долго смотрел на нее, а она пыталась держаться в тени и не шмыгать носом. Все мысли занимал Валентин. Не была ли она для него всего лишь сестрой его ближайшего друга? Не послужила ли нынешняя беседа ему сигналом к тому, что пора переключить внимание на следующий объект?
— В твоем настроении виноват не Ноулвилл, — медленно произнес брат. — Слишком уж серенькая это личность, чтобы из-за него плакать.
— Перестань, Шей.
— Это Валентин, не так ли?
— Валентин? При чем здесь Валентин? Мне вовсе нет до него никакого дела.
Шей, кажется, хотел сказать что-то в ответ, но карета, к счастью, подъехала к их дому. Она вышла из кареты, как только Стэнтон открыл дверцу.
— Милорд? — произнес Стэнтон, заглядывая внутрь кареты, где продолжал сидеть Шарлемань.
— Время еще раннее, — ответил Шей и постучал в потолок кучеру, — а мне надо кое с кем встретиться.
— Я вам еще буду, нужен сегодня вечером, милорд? Валентин оглянулся через плечо.
Хоббс стоял в дверях и уже готов был направиться к помещение для обслуживающего персонала.
— Нет. Отдыхай. И Мэтьюзу передай, чтобы шел спать.
— Спасибо, милорд.
Кивнув, Валентин сделал еще глоток бренди. В «Будлз» ему сегодня не повезло. Перед этим Элинор своими вопросами о его жизни, как видно, спугнула удачу, и, про играв в «фараона», «двадцать одно» и «мушку», он, будучи уже довольно пьяным, сообразил, что все-таки лучше отправиться домой.
В это время кто-то постучал во входную дверь. Только этого не хватало! Наверное, какая-нибудь дама, которую он не горел желанием видеть, либо муж одной из любовниц, которого он еще меньше хотел принимать в своем доме. Хоббс, который наверняка еще не успел уйти, знал, что следует делать в таких случаях. Устроившись поуютнее в кресле перед камином в своей библиотеке, Валентин осушил стаканчик бренди и тут же вновь наполнил его до краев. Янтарная жидкость выплеснулась через край хрустального стакана на старинный стол красного дерева. М-да. Видно, он и впрямь здорово пьян, если разливает такой превосходный напиток.
Стук повторился. Мгновение спустя он услышал, как Хоббс открыл дверь и вполголоса заговорил с кем-то. Валентин нахмурился.
— Шарлемань? — пробормотал он и повернул голову к открывающейся двери в библиотеку.
— Так значит, тебя нет дома? — проворчал брат Элинор, с грохотом захлопывая за собой дверь.
Сначала Валентин подумал, что Элинор рассказала членам своей семьи об их свидании прошлой ночью. Будь это так, в комнату ворвался бы Мельбурн с заряженным пистолетом, а не средний брат.
— Это значит, что я не расположен, ни с кем общаться, — заявил Деверилл. — Но раз уж ты пришел, я к твоим услугам.
— Что ты ей сказал, Валентин?
— Извини, не понял?
Шей шлепнулся на стул напротив него.
— За ужином. Ты разговаривал с Элинор, а потом ушел. Что ты ей сказал?
— Не помню. Но что бы это ни было, это, черт возьми, не твое дело. Меня с помощью шантажа заставили присматривать за ней, а не сообщать о моих разговорах.
— Ты заставил ее плакать, Деверилл. Валентин приподнял бровь, пытаясь скрыть внезапно охватившее его смятение. Слава Богу, можно было свалить эту эмоцию на то, что он был вдребезги пьян.
— Ты уверен, что виной тому я? — медленно произнес он.
— А кто же еще? И ты отлично это знаешь. Мельбурн призвал тебя на помощь не для того, чтобы ты заставлял ее страдать.
— Он так это называет? Призвал на помощь?
— Не меняй тему разговора.
— Я не помню, о чем мы говорили, — солгал Валентин. — У слабого пола вечно глаза на мокром месте. Откуда ты знаешь, может быть, просто ветер подул не в ту сторону? Надеюсь, ты не теряешь голову всякий раз, когда женщина плачет? Этак у тебя ни минуты покоя не будет.
— Я теряю голову только тогда, когда плачет Элинор. Она это делает довольно редко.
Валентин отхлебнул еще глоток бренди. Проклятье. Они просто болтали, и она его разозлила. Во всяком случае, она первая начала выяснять отношения.
— Я не стал бы придавать большое значение тому, что говорит женщина, Шарлемань. Несомненно, она хочет что-нибудь получить от тебя. Может быть, новое платье. Надеюсь, одно из этих, с глубоким декольте. Они великолепны.
— Ну, хватит. И за что только ты нравишься женщинам, если относишься к ним с таким презрением?
— Это не так. Просто у них есть свое место, на которое никто не посягает. Пусть ведут хозяйство, рожают детей, ублажают мужчин.
— Не может быть, чтобы ты говорил это серьезно, — возмутился Шарлемань.
Валентин тоже поднялся, хотя с большим трудом, чем обычно.
— Я в этом убежден. И ты тоже. Только ты слишком щепетилен, чтобы признаться в этом.
— Вовсе нет, — возразил Шей, и в его тоне не были даже намека на юмор. — Просто я не могу, да и не хочу быть таким циником. У меня была мать, ее сестра и племянница. И никого из них я не желаю сравнивать с какими-то бессловесными тварями. Что бы ты ни сказал Элинор, ты обязан перед ней извиниться.
— Вздор, — проворчал Валентин, сделав еще глоток бренди. Но напиток не принес облегчения, как это бывало обычно. Боже милосердный, если уж он дошел до того, что даже бренди его не берет, то не лучше ли пустить пулю в лоб? Похоже, что он опустился ниже некуда. — Ты извинишься…
— У меня тоже была мать, дорогой мой, — нарочито растягивая слова, произнес он. — Однако когда я пытаюсь мысленно воссоздать ее образ, ее заслоняют бесчисленные физиономии шлюх, которые спали с моим отцом после ее смерти, и я уже перестал соображать, где моя дорогая мама, а где какая-нибудь шлюха. — Он передернул плечами. — Вот я и решил, что, наверное, все женщины одинаковы.
И тут Шарлемань его ударил. Если бы Валентин не был так пьян, он бы увернулся, но, получив удар в левый глаз, маркиз покачнулся назад и тяжело шлепнулся в кресло.
— Не знаю, какой дьявол дернул Себастьяна поручить тебе, приглядывать за Элинор, но можешь считать, свинья, что ты отныне освобожден от своих обязанностей. — Средний брат герцога Мельбурна вытер пальцы о носовой платок и бросил его на пол, как будто не желал больше прикасаться к нему. — И, чтобы внести в это дело полную ясность, добавлю: держись от моей сестры подальше, Деверилл. Как можно дальше.
Даже после того как дверь библиотеки с грохотом захлопнулась, Валентин оставался в кресле. Будь он трезвым, скорее всего, принял бы ответные, меры: вызвал Шарлеманя на дуэль или вступил в рукопашную.