— Я не хочу переходить границы приличия, ваша светлость, — торопливо и настойчиво сказал он, привлекая внимание окружающих, — но мой друг Мейхью Крейн, первый помощник на «Барнаби»… это фрегат, который пересекает Южную Атлантику… он…
— Я на балу, Джон, — прервал Себастьян, чувствуя, как резко обострилось внимание Эмбри.
— Да, я знаю. Но… — Джон, казалось, впервые заметил короля. — О, ваше величество. Прошу прощения. Я так сожалею, что приношу эти новости.
Пряча нарастающее восхищение профессором за хмурым взглядом, Себастьян взял Райс-Эйбла за руку:
— О чем вы говорите? И ради Бога, тише!
Как только он это сказал, вокруг все смолкли. Себастьян давно узнал, что лучший способ распространить слух — это публично попросить этого не делать. Эмбри подошел ближе.
— Я и пытаюсь вам сказать, ваша светлость. Мейхью написал мне из Белиза. Все пропало.
— Белиз пропал? Как…
— Нет! Коста-Хабичуэла. Катастрофическое наводнение. Все смыто! — Профессор вытащил из кармана письмо, и Себастьян выхватил его у него из рук за секунду до Эмбри.
— Это не смешно, Джон. На случай, если вы забыли, я женюсь на Жозефине, принцессе Коста-Хабичуэлы.
— Да, ваша светлость, я знаю. Именно поэтому я должен сказать вам. Когда… когда я путешествовал несколько лет назад по Коста-Хабичуэле, я заметил, что земля очень плодородна, но я также видел, что причина этого в том, что большая часть страны расположена в устье древней реки. В пойме, недалеко от берега. А с проливными дождями и штормами это…
— Подождите, — вмешался Эмбри, впившись взглядом в явно расстроенного профессора. — Черт побери, вы соображаете, что вы…
— Слушайте, ваше величество, — перебил Себастьян. — «Джон, зная твою привязанность к Уитфелдам и Гриффинам, сообщаю тебе ужасные новости. Направляясь на запад, «Барнаби» попал в такой страшный шторм, какого и не припомню. Мачта переломилась, и мы едва не потеряли все, да и саму жизнь. Но я описываю этот кошмар лишь для того, чтобы подготовить тебя к худшему».
Музыка нестройно оборвалась, и к ним под руку с Жозефиной подошел Принни.
— Что за новости, Мельбурн?
— Мы еще не знаем, ваше высочество. — Он указал на письмо: — Вы позволите?
— Да, продолжайте.
Себастьян быстро взглянул на Жозефину и снова опустил глаза на письмо.
— «Мы кое-как добрались до гавани Сан-Сатурус, чтобы отремонтироваться, но увидели, что роскошный волнорез ушел под воду. Это было предвестием опустошения, которое мы там увидели. Мы обнаружили, что город полностью смыт».
— О нет! — выдохнула Жозефина и прижала руку ко рту.
— «Горстка выживших бродила, разыскивая родственников и имущество. Мы, как могли, снабдили их продовольствием и водой, а они рассказали нам, что две недели здесь бушевали ливни и ветры. Потом налетели невиданные шторма, волны достигали западных предгорий. Все здания, деревья, даже почву унесло в океан, осталось только черное вонючее болото и трупы животных. Боюсь, что скоро начнутся болезни».
— Стивен, — с горестным видом сказал Принни. — Англия выражает вам глубочайшее сочувствие.
— Есть и хорошие новости. — Себастьян перевернул письмо. — Кажется, Белиз готов принять уцелевших жителей.
К постоянно увеличивающемуся кружку присоединился Шей.
— Слава Богу!
— Нужно что-то делать. — Себастьян медленно вручил письмо Эмбри.
— Мы должны быть мужественны и признать, что все кончено, — твердо сказала Жозефина со сдержанной печалью в голосе.
Ее отец резко повернулся к ней.
— Ты, — бросил он, побелев, — как ты можешь…
— Мы должны признать, что наше место теперь в Белизе, — перебила королева Мария. Себастьян с удивлением посмотрел на нее, когда она взяла руку мужа в свои. — Могу только благодарить Бога, что те, кто купил землю в Коста-Хабичуэле, еще не отплыли.
— Да, — эхом отозвалась Жозефина. — Сначала люди. Мы должны возвратить им деньги. Без земли они нам не нужны.
— Мы можем все восстановить, — взмахнув свободной рукой, пронзительно сказал Эмбри.
— Как, отец? Ты слышал, что Коста-Хабичуэла вновь превратилась в то, чем была много лет назад — в болото. Незачем отстраивать ее заново.
Джон Райс-Эйбл прокашлялся.
— В постскриптуме написано, что Мейхью послал копию письма нашему общему другу Роберту Ламли. Он работает в «Лондон таймс». Мейхью очень беспокоится, чтобы никто не отплыл в Коста-Хабичуэлу, не зная реальных условий.
— Парень заслуживает медали, — прокомментировал Принни, и публика тут же согласно закивала в ответ на его заявление.
«Это будет проблематично, учитывая, что нет ни такого человека, ни такого судна», — подумал Себастьян.
— Жозефина. — Себастьян взял ее за руку, медленно притянул к себе и обнял. — Я так сожалею.
— Да, я полагаю, здесь все кончено, — процедил Эмбри, его мышцы все еще сковывала ярость. — Мы уедем в Коста-Хабичуэлу завтра. Идемте, Мария, Жозефина. Нужно собираться.
Сердце Себастьяна замерло.
— Я понимаю безотлагательность вашего отъезда и знаю, что вас влечет долг, ваше величество, — сказал он. — Но я также знаю, куда меня влечет мое сердце. Если Жозефина останется, я не имею никакого желания откладывать нашу свадьбу. Как вы сказали, у вас нет страны, которую можно восстановить. Ваша дочь, тем не менее, может начать новую жизнь.
Эмбри уставился на него. Ему явно никогда не приходило в голову, что могут быть подлинные чувства и что они имеют главное значение. Потом он перевел взгляд на дочь:
— Жозефина?
Та не сводила глаз с Себастьяна.
— Ты сказал, что снова сделаешь мне предложение, — выдохнула она.
У него нервы натянулись, когда он медленно опустился на одно колено и взял ее руки в свои.
— Жозефина, — сказал он, — меня не волнует, принцесса ты или дочь солдата, дом которого смыло в море. Ты восхищаешь меня и изумляешь, ты показала мне, что мое сердце еще живо, оно просто застыло от одиночества. — Его голос дрогнул, он откашлялся. — Ты снова оживила его. Я люблю тебя со всем пылом, который ты снова пробудила в моей душе. Ты выйдешь за меня замуж?
Слезы текли по ее щекам, но она улыбалась.
— Я тоже люблю тебя, Себастьян, — дрожащим голосом выговорила она. — Да, я очень хочу стать твоей женой.
Переведя дыхание, он снял кольцо с печаткой Мельбурна и надел ей на палец. Кольцо было слишком велико, но все поняли символическое значение этого жеста. Раздались громкие аплодисменты, по крайней мере, со стороны его родных и друзей — искренние. Себастьян встал и обнял ее.
— Тогда ничто иное уже не имеет значения, — тихо прошептал он ей на ухо. — Ничто.