– Ну, хоть это обнадеживает. Будем надеяться, что в поселке никто не пострадал больше, чем мы, – сказала она.
Утром 28-го, когда мы еще спали, офицер метеослужбы сообщил, что туман над Мидвичем рассеивается и экипаж из двух человек поднялся на борт вертолета. Им подали клетку с парой хомячков, и вертолет с шумом взмыл в воздух.
– Они полагают, – сказал пилот, – что на шести тысячах вполне безопасно, так что, на всякий случай, начнем на семи. Если все будет в порядке, начнем потихоньку снижаться.
Наблюдатель установил свои приборы и занялся игрой с хомячками, пока пилот не сказал:
– Порядок. Теперь опускай их, сделаем отметку на семи тысячах.
Клетка пошла вниз, и наблюдатель отмотал около трехсот футов троса. Вертолет сделал круг и пилот сообщил земле, что собирается пролететь над Мидвичем. Наблюдатель лег на пол, следя в бинокль за хомяками.
Хомячки чувствовали себя прекрасно и безостановочно бегали по клетке. Он на мгновение перевел бинокль на лежащий внизу поселок.
– Эй, шкипер, – позвал он.
– Что?
– Та штука, которую мы собирались фотографировать, у монастыря…
– Ну так что с ней?
– Или это был мираж, или она улетела, – сказал наблюдатель.
Почти в то же самое время, когда наблюдатель сделал свое открытие, полицейский пост на дороге из Стоуча в Мидвич проводил обычную проверку. Стоявший на посту сержант бросил кусок сахара через белую линию, проведенную поперек дороги, и стал наблюдать за собакой, которая тут же кинулась за сахаром, схватила его и моментально сгрызла.
Несколько мгновений сержант внимательно смотрел на нее, потом подошел к линии и, поколебавшись, перешагнул. Ничего не случилось. С растущей уверенностью он сделал еще пару шагов. Несколько ворон с карканьем пролетели над его головой. Он проводил их взглядом – птицы полетели к Мидвичу.
– Эй, Связь, – позвал он. – Сообщи на КП в Оппли, что зараженная зона уменьшилась в размере и, кажется, совсем исчезает. После следующих проверок дадим подтверждение.
Несколькими минутами раньше в поместье Кайл Гордон Зеллаби с трудом пошевелился и застонал. Вскоре он осознал, что лежит на полу и что в комнате, где только что было светло и тепло – может быть, даже чересчур тепло – теперь темно и очень холодно.
Он поежился и подумал, что никогда в жизни так не замерзал. Холод, казалось, пронизывал его до костей. В темноте зашевелился еще кто-то. Послышался слабый голос Феррелин:
– Что случилось? Папа?.. Антея?.. Где вы?
Зеллаби пошевелил непослушной и ноющей челюстью и сказал:
– Я здесь… почти замерз. Антея, дорогая, где ты?
– Тут, Гордон, – произнес неуверенный голос совсем рядом.
В комнате раздались шаги.
– О Господи, я вся окаменела! – пожаловался голос Феррелин. – О-о-о! Ноги как будто вообще не мои.
Зеллаби взглянул на камин и не поверил своим глазам. Только что он клал в огонь новое полено, а теперь там не было ничего, кроме кучки золы. Антея, сидевшая на ковре рядом с ним, и Феррелин у окна – обе тоже смотрели на камин.
– Да что же это… – начала Феррелин.
– Шампанское? – предположил Зеллаби.
– Что ты, папа! – Феррелин, пошатываясь, подошла к камину и, дрожа, протянула к нему руку.
– По-моему, он погас, – сказала она.
Она попыталась взять со стула «Таймс», но онемевшие пальцы не слушались. С несчастным видом, зажав газету в окоченевших ладонях, Феррелин запихнула ее в камин. Так же, двумя руками, она с трудом достала несколько щепок из корзинки и бросила их на бумагу.
Пытаясь зажечь спичку, Феррелин чуть не заплакала.
– Пальцы не слушаются… – жалобно сказала она.
Спички рассыпались по полу перед камином. Каким-то чудом, чиркая коробком, ей удалось зажечь одну спичку. От нее вспыхнула следующая, и Феррелин подтолкнула огонек ближе к газете, торчащей из камина. Бумага занялась, и пламя расцвело чудесным цветком.
Антея поднялась на ноги и, шатаясь, подошла ближе. Зеллаби подполз на четвереньках. Начали потрескивать щепки. Все трое, сидя на корточках, жадно потянулись к огню. Онемевшие пальцы стали понемногу отогреваться. Вскоре Зеллаби начал оживать.
– Странно, – заметил он сквозь зубы, которые все еще пытались стучать, – странно, что, лишь прожив столько лет, я начал понимать, почему люди поклонялись огню.
На обеих дорогах, из Оппли и Стоуча, не замолкал шум моторов. Вскоре два потока санитарных, пожарных и полицейских машин, «джипов» и военных грузовиков двинулись в Мидвич, где встретились на площади в центре поселка. Подъехал гражданский транспорт, и из него высыпали пассажиры. Большая часть военных грузовиков направилась по Хикхэмской дороге к монастырю. Только один маленький красный автомобиль развернулся и помчался к поместью Кайл, затормозив на дорожке из гравия у самой двери.
Алан Хьюз ворвался в кабинет Зеллаби, схватил Феррелин, сидевшую у огня, и крепко прижал к себе.
– Милая! – воскликнул он, все еще тяжело дыша. – Милая! С тобой все в порядке?
– Милый мой! – ответила Феррелин, словно это и был ответ.
После деликатной паузы Гордон Зеллаби заметил:
– С нами тоже, кажется, все в порядке, хотя мы совершенно сбиты с толку. Кроме того, мы несколько замерзли. Вы не думаете…
Казалось, Алан только что их увидел.
– Э… – начал он и запнулся. – Боже! Что-нибудь согревающее, и мигом! – Он выскочил из кабинета, таща Феррелин за собой.
– «Что-нибудь согревающее, и мигом», – пробормотал Зеллаби. – Столько прелести в этой простой фразе. Антея, дорогая, если твои руки достаточно согрелись, чтобы повернуть ручку и вынуть пробку, имей в виду, что графин с бренди стоит в буфете на своем месте.
Когда в восьми милях от Мидвича мы спустились к завтраку, нам сообщили, что полковник Уэсткотт уехал несколько часов назад. Мидвич больше не запретная территория, и мы можем вернуться домой.
На дороге из Стоуча все еще стоял полицейский пост, но нас, как жителей Мидвича, сразу же пропустили, и мы, миновав окрестности, выглядевшие совершенно обычно, без помех добрались до нашего коттеджа.
Мы не раз думали о том, в каком состоянии найдем свой дом, но беспокойство оказалось напрасным. Коттедж стоял в том же виде, в каком мы его покинули. Ничего не случилось, если не считать прокисшего в холодильнике молока, так как электричество было отключено. Через полчаса события вчерашнего дня стали казаться чем-то нереальным; а когда мы отправились навестить Зеллаби, оказалось, что для них все это было нереальным в еще большей степени.