– Несомненно – если только это получится, – согласился Зеллаби.
– Черт возьми, Зеллаби, это необходимо сделать. Наш долг перед этими женщинами – проследить, чтобы было сделано все возможное. Они мои пациентки. И я не хочу, чтобы толпа охотников за сенсациями свела их с ума.
– Мы сделаем все возможное, – согласился Зеллаби и продолжал, внимательно глядя на доктора: – Надеюсь, вы простите меня, доктор, если я скажу о том, о чем вы наверняка уже думали. Вам, конечно, уже приходилось отказываться от шанса на всемирную славу?
– Слава бывает разная, – ответил Уиллерс. – Иную и врагу не пожелаешь. Я веду записи, которые, возможно, когда-нибудь будут опубликованы.
Зеллаби кивнул и вернулся к предыдущему вопросу.
– Шесть месяцев, – сказал он. – Это может удаться. Но мы должны сделать все, что в наших силах. Когда наступит развязка, все станет проще.
– И станет легче, если дети будут нормальными, – согласился Уиллерс.
– А если дети не будут нормальными?
Доктор, побледнев, взглянул на него и покачал головой.
– Не знаю.
Наступившее долгое молчание прервал Зеллаби.
– Я лучше схожу за женой, – сказал он.
Дверь за ним закрылась. Доктор Уиллерс неподвижно сидел в кресле, безвольно положив руки на колени, и, сильно наклонившись вперед, невидящим взглядом смотрел куда-то вдаль сквозь красные языки пламени.
Подготовка к тому, что было не слишком информативно названо «Специальным Срочным Собранием Особой Важности Для Каждой Женщины Мидвича», проводилось активно и добросовестно. Нам нанес визит Гордон Зеллаби, которому в нескольких словах удалось передать драматизм ситуации. Он без труда получил от Джанет обещание прийти в мэрию на следующий день.
Зеллаби твердо отклонил все наши попытки что-либо из него вытянуть.
– Прошу меня извинить, – сказал он, – но могу лишь сообщить, что мы организуем небольшой неофициальный комитет, и будем очень рады, если вы согласитесь нам помочь – после того, как ваша жена услышит, что будет там сказано, и вы обсудите это друг с другом.
На собрание пришло удивительно много народу. Присутствовало почти девяносто процентов женского населения Мидвича, и запланированное повторное собрание для тех, кто не смог прийти, должно было стать немногочисленным.
Когда люди убедились, что это не очередная кампания по гражданской обороне или подобного рода мероприятие, возникло закономерное любопытство: что же заставило доктора, викария, их жен, окружную медсестру и обоих Зеллаби обзвонить весь Мидвич и передать женщинам персональные приглашения.
Два главных организатора собрания сидели на возвышении, по обеим сторонам от немного бледной Антеи Зеллаби. Доктор нервно курил. Викарий казался погруженным в размышления, от которых он время от времени отрывался, чтобы сказать что-то миссис Зеллаби и выслушать ее рассеянный ответ. Подождав минут десять опоздавших, доктор попросил закрыть двери и кратко, но все еще малопонятно, призвал собрание отнестись к делу со всей серьезностью. Викарий поддержал его, сказав в заключение:
– Я очень прошу вас внимательно выслушать все, что скажет миссис Зеллаби. Мы в неоплатном долгу перед ней за ее согласие выступить перед вами. И я хочу, чтобы вы заранее знали, что все, что она собирается сказать вам, одобрено доктором Уиллерсом и мной. Уверяю вас, мы возложили на нее такое бремя лишь потому, что объяснить суть дела женщинам лучше всего сумеет тоже женщина. Мы с доктором сейчас покинем вас, но останемся поблизости. Когда миссис Зеллаби закончит, мы, если вы пожелаете, вернемся сюда и постараемся ответить на ваши вопросы. А теперь прошу со всем вниманием выслушать миссис Зеллаби.
Он кивнул доктору, и они оба вышли через боковую дверь. Дверь за ними закрылась, однако неплотно.
Антея Зеллаби отпила воды из стакана и взглянула на свои руки, лежавшие на записях. Потом подняла голову, ожидая, пока утихнут разговоры. Когда наступила тишина, Антея внимательно оглядела зал, будто пытаясь всмотреться в каждое лицо.
– Прежде всего, – сказала она, – должна вас предупредить. Мне будет трудно говорить то, что я собираюсь вам сообщить, а вам трудно будет в это поверить, и всем нам будет трудно это сразу понять.
Она замолчала, опустив глаза, а потом продолжила:
– Я жду ребенка. Я очень, очень рада этому и счастлива. Это естественно для женщины – хотеть детей и радоваться, узнав, что они будут. Бояться этого неестественно и нехорошо. Дети приносят радость и счастье. Но, к сожалению, в Мидвиче есть женщины, которые не могут испытывать сейчас такие чувства. Некоторые из них глубоко несчастны и не ощущают ничего, кроме стыда и страха. Именно ради них мы и собрались – чтобы помочь им и успокоить их.
Она снова оглядела зал. Ее слушали, затаив дыхание.
– У нас произошло нечто очень, очень странное. Причем не с одной или двумя, но почти со всеми женщинами в Мидвиче, способными иметь детей.
Зал слушал Антею в безмолвном оцепенении. Однако, не успев закончить, она заметила справа какое-то шевеление и шушуканье и, взглянув туда, увидела мисс Латтерли и ее закадычную подругу мисс Лэмб.
Антея прервала свою речь на середине фразы и стала ждать. Она слышала возмущенный голос мисс Латтерли, но слов разобрать не могла.
– Мисс Латтерли, – громко позвала она. – Насколько я понимаю, вы считаете, что тема данного собрания лично вас не касается?
Мисс Латтерли встала и дрожащим от возмущения голосом сказала:
– Вы совершенно правы, миссис Зеллаби. Я никогда в жизни…
– Тогда, поскольку это дело крайней важности для многих из присутствующих, я надеюсь, вы больше не будете мешать мне. Или, может быть, вы предпочитаете покинуть зал?
Мисс Латтерли стояла, твердо глядя на миссис Зеллаби.
– Все это… – начала она, но передумала. – Очень хорошо, миссис Зеллаби. Я заявлю свой протест против вашей неслыханной клеветы на всех нас в другой раз.
Она с негодованием повернулась к выходу, но помедлила, явно ожидая, что мисс Лэмб последует за ней.
Но мисс Лэмб не сдвинулась с места. Мисс Латтерли, нахмурившись, нетерпеливо взглянула на нее. Мисс Лэмб упрямо продолжала сидеть.
Мисс Латтерли хотела что-то сказать и уже открыла рот, но что-то в выражении лица мисс Лэмб ее остановило. Мисс Лэмб явно старалась не встречаться с ней взглядом. Она смотрела прямо перед собой, и краска постепенно заливала ее лицо, пока все оно не вспыхнуло ярким румянцем.
Из груди мисс Латтерли вырвался странный тихий звук. Она вытянула руку и ухватилась за стул, пытаясь удержаться на ногах. Не в силах вымолвить ни слова, она смотрела на свою подругу. Затем усилием воли она взяла себя в руки и, решительно подняв голову, прошагала к выходу из зала в одиночестве.