Дыхание ее прерывалось стоном, но что-то ей все время мешало чувствовать себя в каюте совершенно свободно. То халат, путавшийся под ногами, то нелепая пуговица на воротнике рубашки Карстена, не желающая расстегиваться.
В конце концов пуговица отлетела, оторванная напрочь нетерпеливым движением руки девушки. С ремнем на поясе Карстена они справились в четыре руки…
Пересохшие губы побледневшей Присциллы прильнули к уху Карстена и страстно прошептали:
– Милый, возьми меня!
– Сейчас! – по-идиотски отреагировал Карстен, распутывая на своих ногах клубок из сброшенных на пол одежд. – О Боже!
И в этот самый миг столб ослепительного света покатился по гавани с мостика дока, завыла сирена, а на пирсе послышались шаги, тарахтенье тракторного двигателя и лай собак.
Что могло случиться на острове Хирке? Присцилла в испуге моментально отпрянула от Карстена. Молодой человек оделся, выскочил из каюты и поднялся на палубу. Девушка и сама догадалась через мгновение, что произошло.
Она ожидала этого в своем подсознании, от этого нельзя было скрыться нигде.
Спасибо Карстену, что не стал продолжать свои ласки.
Вот так ночь выдалась! Скорее всего, первой о случившемся узнала Гертруда, ей, наверное, сразу же позвонила бедная Ингрид из чикагской клиники. Судя по всему, чудо-доктор оказался не в состоянии сотворить чудо. Бедный, бедный Харальд! Жизнь и смерть ходят под руку.
Как было больно, как тяжело на душе! Харальд связывал ее с мамой, вот в чем дело. Они были друзьями, умели понимать друг друга, шутить и смеяться. Элеонору и ее дочь всегда радушно принимали на Хиркенхольме…
Ни себя, ни Карстена Присцилла не осуждала за весело проведенный вечер, за взаимные ласки, за поцелуи. И хорошо, что ее жених рядом. Столько печальных дел свалилось на остров Хиркенхольм!
Присцилла спешно покинула борт гостеприимной «Северной Звезды» и стремглав побежала с фонарем, схваченным в штурманской рубке яхты, через ночной парк к дому, в котором светились все окна первого этажа. Под ногами хрустели ветки, поскрипывал снег.
Удивительно, но холода девушка не чувствовала. Ее доброе сердце страдало от боли. Свет фонаря выхватывал из темноты кусты и стволы деревьев. Каждый уголок парка был знаком и любим! Харальд, так же как и Присцилла, любил этот парк. И теперь он никогда его больше не увидит!
До утра девушка просидела в комнате тетки, гладя ее руки и произнося необходимые в таких скорбных случаях слова утешения.
Переживали все. Под утро в гавани было тесно от буксиров и посыльных судов. С грохотом над домом пролетали вертолеты и садились одни на лугу за ручьем, другие – на поляне у лодочного сарая, третьи – на вертолетной площадке у дока.
Свое соболезнование старались выразить все, кто работал под началом Харальда.
А в полдень следующего дня ожидалось прибытие вдовы, Ингрид Люксхольм. Харальд и Ингрид прилетели одним рейсом. Но оба они уже не принадлежали этому миру. Сердце несчастной женщины остановилось еще в воздухе, на подлете к аэропорту Суда. Жена пережила своего мужа всего на один день…
Присцилла во всем положилась на Бога и на помощь, предложенную семейством Трольстингенов. Андерс и Карстен организовали торжественные похороны, отпевание в кафедральном соборе Бергена, родном городе Харальда Люксхольма. Они же помогли разрешить все юридические трудности, связанные с вхождением Присциллы во владение наследством.
Пролетели тяжелые дни, оставив после себя чувство усталости и опустошенности. Присцилла страдала из-за того, что была несправедлива к Харальду. Теперь она понимала, как много он для нее делал и делает даже сейчас, уже находясь на небесах. Да, он был скуп и держал ее в аскетичных условиях. Но таков уж был его характер. А доброе отношение Ингрид, ведь та любила ее как родную дочь! Такое не забывается.
Как только окончилась церемония похорон, и Присцилла вышла за ворота скромного кладбища, окруженная самыми близкими ей и покойной чете Люксхольмов людьми, решила не мучить себя глупыми сомнениями. Раз Харальд решил выдать ее замуж за Карстена, значит, так тому и быть.
Она станет верной женой, и не будет ждать от него ответной любви.
А что же Карстен? Он осунулся после тяжелых дней, похудел, метался между офисами и банками, решал все вопросы, и буквально на глазах все более отдалялся от Присциллы.
Ничто больше в его облике не напоминало шалопая, любителя морских прогулок под парусом. Он перестал шутить, а если и шутил, то как-то зло. Жил то в Ставангере, то на Хиркенхольме, да разве это называется – жил? Сутками просиживая то в своем кабинете, то в кабинете Харальда, организовывал бесконечные совещания, или летал на нефтедобывающие платформы, на верфи. И лишь изредка, когда выдавалась свободная минутка, ласково кивал Присцилле.
А еще у нее осталось странное ощущение от совместной поездки в Осло. Присцилла никогда прежде не видела ночного города, а тут получилось так, что она с Карстеном побывала, в ресторане на крыше самого высокого здания в столице.
Море огней, распростершееся до горизонта, потрясло девушку. После жизни на острове, где самым огромным сооружением был плавучий док, а огнями в ночи можно было назвать лишь светящиеся окошки небольших домиков да ходовые огни проходящих мимо судов, Присцилла почувствовала себя просто потерянной. За каждым огоньком была человеческая жизнь, много жизней. Здесь, в городе, число их просто подавляло.
Зрелище ночного города было захватывающим. Тем более что рядом с ней находился ее будущий муж.
Хотя в безукоризненном черном костюме, в белоснежной рубашке этот человек с его великолепной осанкой и уверенными жестами временами почему-то казался ей чужим и холодным. Он то надменным осуждением, то с утомительным пафосом рассуждал о судьбах человечества, а ей хотелось слышать от него простые теплые слова об их собственных отношениях, размышлять о будущем их семьи. К сожалению, во время подобных «выступлений» уже ничего в велеречивом господине не напоминало прежнего Карсти, о котором она столько времени думала и мечтала раньше.
Нельзя сказать, что Присцилла была очень напугана – нет, не напугана. Скорее, она была польщена, что ее будущий муж так щедро наделен властной харизмой, и все же… Целовалась-то она с белобрысым любителем прогулок под парусом, а не с чопорным пророком, определяющим судьбы народов. Судьбы рождаются там, где присутствует любовь!
Однажды, когда стало тяжело на душе, Присцилла написала два письма. Первое, конечно же для Салли, отправилось в потайной ящик. А второе письмо, запечатанное в конверт, стало ждать своего часа…
«Милая Салли! Карстен больше не обращает на меня никакого внимания! Я так надеялась стать ему помощницей! Он строит корабли, с утра до ночи занимается делами покойного Харальда, а я… Что могу сделать?! Как мне заставить его обратить на себя внимание? Кто поможет мне? Неужели я обречена вести разговоры лишь с листом бумаги?