Колхаун держался неловко, как человек, в первый раз вставший на водные лыжи. Он неуклюже повернулся к приставу и сказал:
— Пожалуйста, покажите этому свидетелю револьвер, а я хочу задать ему вопрос: доводилось ли ему когда-либо раньше видеть это оружие?
— С какой целью вы задаете вопрос? — спросил судья Полк.
Колхаун метнул на меня взгляд.
— Мы хотим выяснить, — подсказал я ему, — как оружие очутилось в поле люцерны.
Колхаун повторил мою фразу суду.
— Хорошо, — сказал судья. — Мне кажется, это законное требование, поскольку обвинение также заостряло внимание на этом вопросе. Пусть свидетель отвечает.
— Я видел это оружие раньше, — сказал Хейл.
— Где? Как? Когда? Находилось ли оно у него? Когда его у него не стало? — подсказывал я Колхауну.
— Когда вы видели его?
— Я видел его… Полагаю, примерно семнадцатого числа.
— Как оно к вам попало?
— Мне дала его Нэннси Бивер. Она сказала мне, что…
— Одну минуту, — перебил Роберте. — Мы протестуем против изложения любого разговора, состоявшегося между свидетелем и Нэннси Бивер.
— Протест принят, — сказал Полк.
— Когда вы в последний раз видели оружие? — спросил Колхаун.
— Я потерял его вечером девятнадцатого числа.
— Как вы его потеряли?
— Пагги выхватил его у меня.
Колхаун опять посмотрел на меня.
— Кто такой Пагги? — прошептал я.
— Кто такой Пагги? — спросил Колхаун. — Расскажите все, что вам известно.
Хейл начал рассказывать:
— Я выслеживал группу контрабандистов, которая перевозила наркотики. У меня при себе был револьвер.
Я ехал за ними от Сан-Фелипе. Мне казалось, я поступал разумно. Но я не знал, что за мной, в свою очередь, шла машина с бандитами. Когда мы почти доехали до поворота на Ла-Пуэрту, вторая машина прижала меня к обочине. Пикап тоже остановился.
Очевидно, водитель машины, преследовавшей меня, был боксером, потому что его называли «Пагги». Он несколько раз ударил меня. Я вытащил револьвер, но водитель пикапа — полагаю, это был Эдди Саттон — уже держал меня на мушке. Он скомандовал: «Подними руки, а то твои мозги разлетятся по всей машине».
Я слегка подтолкнул локтем Колхауна:
— Скажите, пусть продолжает.
— Продолжайте, — сказал Колхаун.
Я прошептал Колхауну:
— Каждый раз, как он замолчит, вы говорите одно только слово: «Продолжайте».
Колхаун кивнул.
— Да, они отделали меня как следует. Подбили глаз, разбили нос и губу. У меня была вся рубашка в крови, и я весь был как отбивная.
— Продолжайте, — сказал Колхаун.
— Они повалили меня на землю и снова били. Потом запихнули меня в мою же машину и связали толстой рыболовной леской. Потом они отогнали машину на боковую дорогу, заткнули мне рот кляпом и сказали: «Сиди здесь, сукин сын. Это отучит тебя совать нос в чужие дела».
— Продолжайте, — сказал Колхаун.
— Они отняли у меня револьвер. Его взял человек по имени Пагги.
— Продолжайте, — сказал Колхаун.
— Я закончил, — сказал Хейл. — Могу добавить только, что примерно в семь или восемь часов утра, я точно не знаю, один мексиканец Хосе Чапалла, проезжал мимо и заметил мою машину. Он остановился, чтобы узнать в чем дело, и увидел меня. Он развязал веревки и вытащил кляп. У меня уже не оставалось сил, и Хосе Чапалла отвез меня к себе домой. Там меня покормили и напоили кофе, а потом дали поспать. Когда я проснулся, Хосе Чапалла отвез меня к моей машине, и я уехал. Я отправился в Мехикали. В пути мне попалась закусочная, и я заглянул туда, чтобы выпить пива. Там меня и нашли Дональд Лэм и Нэннси Бивер.
— Спросите, как он себя чувствует. Он все еще ощущает боль в теле? — инструктировал я Колхауна.
— Вас по-прежнему беспокоит боль?
— Конечно! Мне кажется, что у меня переломаны ребра. Сейчас я чувствую себя еще хуже, чем сразу после избиения.
— Попросите его показать синяки, — прошептал я Колхауну.
— Вы можете показать нам синяки? — спросил Колхаун.
Хейл показал пальцем на фингал под глазом.
— На ребрах, на боках, на животе, — шептал я.
— Другие ушибы, — сказал Колхаун. — Где они?
Хейл осторожно положил руку на бок.
— Здесь сплошной синяк.
— Пусть покажет, — велел я.
— Покажите нам, — попросил Колхаун.
— Я вас не понимаю.
— Поднимите рубашку, — суфлировал я.
— Поднимите рубашку, — эхом отозвался Колхаун.
Хейл посмотрел на нас, и вдруг в его глазах появилась неуверенность.
— Я не собираюсь раздеваться на людях, — пробормотал он.
— Пусть покажет кровоподтеки, — прошептал я. — Синяки на руке. Всего один синяк — одну сине-черную отметину.
Колхаун произнес, заикаясь:
— Покажите нам свое тело… Какую-нибудь сине-черную отметину.
— Я не обязан этого делать, — сказал Хейл.
Похоже, Колхаун не знал, как дальше поступить.
— Объявите, что он лжет, — сказал я. — Скажите, что он не может показать ни одного ушиба, что у него нет ни единого пятна на теле. Попросите суд назначить медицинскую экспертизу.
Колхаун пригладил пальцами волосы и сказал:
— Ваша честь, ходатайствую о проведении медицинского обследования. У этого человека на теле нет синяков!
— У него должны были остаться синяки, — сказал судья Полк.
— Он лжет, — сказал Колхаун.
— Минуту, — вмешался Роберте. — Это против правил. Вы не можете подвергать сомнению показания собственного свидетеля. Я понимаю, что человек, который защищает себя сам, может не знать технических тонкостей, но мы обязаны защищать права людей. Вы не можете бросать тень на собственного свидетеля.
— Спросите судью, — шепнул я Колхауну, — хочет ли он установить истину в деле?
На сей раз Колхаун был великолепен.
— Ваша честь, — обратился он к судье, — разве вашим долгом не является установление истины?