— Ну, теперь уже нет.
— Что значит «теперь уже»? Значит, останься он жив, это имело бы для тебя значение? — Надтреснутый голос Джулии взял почти театральную высоту. Если бы она захотела, то смогла бы играть в Альберт-холле без звукоусилителей. — Я ела булочку с сыром, он — макароны, это вряд ли можно назвать куннилингусом.
Актрисы в нижнем белье уставились на них, все как одна.
— Пожалуйста! — прошипел Джексон.
Когда их отношения успели стать такими натянутыми? За обед платил Ричард Моут? Бесплатно кормят только больших звезд.
— Джулия, как ты себя чувствуешь? — сказала Джулия. — Как прошла репетиция?
— Извини. Как прошла репетиция?
— Я не хочу об этом говорить.
— Еще один прогон? Сегодня вечером? — удивился Джексон.
— Бог свидетель, он нам не помешает, — ответила Джулия, отчаянно затянулась сигаретой и зашлась надрывным кашлем.
Они стояли на улице у выхода с площадки. Едва успели пройти сутки с того момента, как на этом самом месте Хонда пытался убить парня из «пежо».
— Я же говорила тебе утром, — уклончиво объяснила Джулия, когда ее изъеденные легкие пришли в себя от приступа кашля.
— Утром я тебя не видел.
— Ты меня не слушаешь, — заявила Джулия. Такие выражения обычно в ходу у жен.
— Я ничего и не слышал, я же тебя не видел.
— Ничего страшного, правда? — Джулия не удостоила его ответом. — У тебя есть планы?
Он вздохнул:
— Нет, никаких планов. Как насчет сейчас? Мы можем пойти выпить чего-нибудь. Перекусим?
Уж на это-то предложение она могла бы отреагировать.
— Перекусывать уже поздно, — сердито ответила Джулия. Ее левая бровь задергалась, и она сделала еще одну отчаянную затяжку. — И Тобиас будет делать комментарии.
— Он всегда делает комментарии, — проворчал Джексон.
— Что ж, спасибо ему, — отрезала Джулия, — потому что нам нужна любая помощь, на которую мы можем рассчитывать.
Она загасила сигарету о собственную подошву. На ней были черные ботинки со шнуровкой, на высоком каблуке, которые наводили Джексона на непристойные мысли о гувернантках Викторианской эпохи.
— Извини, — сказала она, внезапно проникаясь раскаянием и прижимаясь к нему.
Ее тело обмякло, словно из него выдернули струны, и он положил подбородок ей на макушку. Ботинки делали ее выше обычного. Руки у обоих висели по бокам, они только прислонились друг к другу, словно чтобы поддержать равновесие. Он почувствовал запах ее духов, что-то пряное вроде корицы, раньше она такими не пользовалась. Он впервые заметил у нее в ушах сережки — фарфоровые анютины глазки. Их он тоже раньше не видел. Волосы у нее были всклокочены, как обычно, в них легко могла угнездиться какая-нибудь птица, он бы не удивился, если однажды вечером туда нагрянет стайка грачей. («Разве это было бы не чудесно?» — сказала Джулия.) Китайская палочка, на которой, знаменуя победу творческого подхода над законами физики, держалось все сооружение, чуть не выколола Джексону глаз.
На стене позади них висела афиша «Поисков экватора в Гренландии». На ней Джулия тянулась к зрителям, как она сама сказала, с мольбой, но Джексону ее манера показалась жеманной. Вокруг нее пирамидой громоздились лица остальных участников труппы — прием, наводивший на воспоминания о клипе Queen «Богемская рапсодия». Афиша висела рядом с «Комической виагрой для мозгов» Ричарда Моута. Поперек его лица жирным фломастером было написано «Отменен».
Она шагнула в сторону со словами:
— Прогон закончится около девяти, и это после дневной репетиции. Наверное, мы пойдем куда-нибудь поесть, а потом выпить. Присоединяйся, поможешь нам зализать раны.
Ему хотелось, чтобы она играла в хорошем спектакле, от которого критики пришли бы в восторг и который потом поставили бы в Уэст-Энде.
Его вдруг прошиб пот от одной мысли.
— Ведь твоя сестра не собирается на премьеру?
— Амелия?
Странно, как она это сказала, словно у нее был выбор, словно Оливия с Сильвией были до сих пор живы. Хотя, может, для Джулии так и было.
— Да, Амелия.
— Нет. Я сказала ей приехать попозже, когда постановка немного обкатается. Ей все равно не понравится, пьеса не в ее вкусе. Ей нравятся Шекспир, Ибсен, Чехов. Я подумала, что она могла бы остаться здесь на несколько дней. Было бы здорово, правда?
— Держите меня.
— Джексон, не дури. Кроме Амелии, у меня никого нет.
Джексон воздержался от вертевшегося на языке: «У тебя есть я», чтобы не накалять обстановку.
— О, чуть не забыла. — Джулия вдруг оживилась (с каких это пор ее настроение стало меняться с такой скоростью?).
Она полезла в свой огромный мешок, вытащив бог знает сколько всякой всячины, пока не нашла то, что искала.
— Бесплатные билеты! — воскликнула она с преувеличенным энтузиазмом.
Поскольку Джексон не сделал попытки их взять, она сунула их ему в руку.
— С кем тебе пришлось отобедать, чтобы их получить? — спросил он.
Почему он не может держать язык за зубами? Рассчитывал пошутить (не очень удачно, никто не спорит), а вышло что-то обидное. Но Джулия только рассмеялась:
— О милый, чтобы их получить, мне пришлось трахнуться с парой клоунов и слоном. Джексон, цирк, это билеты в цирк, их раздают бесплатно, ради рекламы, мне их дал парнишка-коверный. Дело стоящее. Сходи. Вспомни детство, которого у тебя не было.
— Пожалуйста, лаймовый дайкири и «Гленфиддих», — сказал Джексон бармену.
Это был симпатичный старомодный паб, ни музыки, ни игровых автоматов, много полированного дерева и витражного стекла. Он не особенно любил виски, но со времени своего приезда успел хорошенько его распробовать. Наверное, голос шотландской крови наконец-то его дозвался.
— И вы никогда раньше не бывали в Шотландии? — спросила Луиза Монро. — Странно, вам не кажется? Вы чего-то избегаете? С точки зрения психологии.
Значит, светских разговоров не будет, подумал Джексон, никакой обычной при знакомстве болтовни, виляния вокруг да около. «Я ездила во Францию отдыхать. — О, а куда именно?» Или: «Вам нравится кантри? Какое совпадение, мне тоже». Лучше резать правду-матку: «У вас психологическая травма? Вы чего-то избегаете?»
— Не знаю, — ответил Джексон. — А вы? Избегаете чего-нибудь?
— Вопросом на вопрос, — сказала она, словно он провалил тест. — Интересная психопатология, вам не кажется?
— Мир велик, — парировал Джексон. — Красавица и умница, а?
— Вы можете идиотничать, но вы не дурак.