Селлерс начал молча рассматривать фотографию.
Это продолжалось долго. Наконец он принял решение:
— Посадите его в отдельную камеру, — приказал он.
Через длинный коридор меня отвели в камеру, вся мебель которой состояла из двух деревянных скамеек.
Здесь стоял сильный запах тюремной дезинфекции.
Я просидел в камере минут пятнадцать. Потом появился сержант Селлерс. Он пришел один. Теперь у него было совсем другое настроение.
— Я очень сожалею, что вышел из себя, — извинился он.
— Иди к черту! — сердито сказал я. — Кажется, ты отбил мне печенку.
— Ну я ведь только слегка толкнул тебя, чтобы привлечь к себе твое внимание. Разве это был удар?
— Мне нужен врач, — сказал я настойчиво.
Я видел, что в нем вспыхнула бешеная ярость. Но он быстро заставил себя успокоиться. Он внимательно оглядел меня с головы до ног и сказал примирительно:
— Хорошо, Дональд. Если ты полагаешь, что я причинил тебе боль, я пришлю врача. В настоящий момент мы вообще не имеем к тебе никаких особых претензий. Я задержал тебя только потому, что твоя поездка в Мексику не могла не вызвать подозрений.
— А что в ней подозрительного?
— Мы предупредили тебя, что ты в любой момент можешь понадобиться следствию. После такого предупреждения никому не понравится, если человек сбегает.
— Я не сбегал. Я же вернулся.
— Откуда ты взял эту фотографию?
Я молчал.
— Если кто-то в тот вечер был в ресторане с фотоаппаратом, он может располагать кадрами, являющимися вещественными доказательствами преступления, — продолжал Селлерс. — В высшей степени важными доказательствами. Ты знаешь, что по закону ожидает человека, который попробует скрыть от правосудия такие улики? Послушай, Лэм, мы с тобой кое в чем разошлись во мнениях, но это не должно мешать нам оставаться друзьями.
Я и тут ничего не ответил.
— Я должен знать все об этих фотографиях, — сказал Селлерс.
— Для чего?
— Это важные вещественные доказательства.
— Что же может доказать фотография, которую ты у меня отобрал?
— Это доказательство того… ну… того, что, испугавшись, официантка уронила поднос.
— Ну и что это дает правосудию? — спросил я невинно. — Ничего нового ни об убийстве, ни об убийце. На снимке изображена официантка. Но следствие давно установило ее личность. Установлена также вся последовательность ее поступков с момента, когда она с подносом подошла к кабине номер тринадцать и заглянула внутрь. К этому времени убийство уже произошло. Убийца успел скрыться. Поэтому фотография официантки не имеет для следствия ни малейшей ценности. Окружной прокурор не включит ее в список вещественных доказательств.
— Ну я в этом не уверен, — нерешительно сказал Селлерс. — Я должен узнать, откуда у тебя эта фотография. Я хочу получить негатив.
Я отрицательно покачал головой. Тогда он резко наклонился ко мне, схватил меня за отвороты пиджака и, подтянув к себе, прорычал с угрозой:
— Ты, недоносок! Ты пытаешься играть со мной в прятки. Ты доиграешься до того, что я сделаю из тебя бифштекс.
— Если ты тронешь меня хотя бы пальцем, чертов буйвол, — прохрипел я в ответ, — я опубликую всю серию этих фотографий. Ты сидел за столом в ресторане? Пил шампанское? Проворонил у себя под носом убийство?
— Ведешь двойную игру, сукин сын? Ведешь двойную игру с человеком, который, несмотря ни на что, пытается вытащить тебя из грязной истории?
— Я знаю, как ты пытаешься вытащить меня! У меня болит живот. Думаю, мне отбили печень. Мне срочно нужен врач. Ты грубый, необузданный мясник, и ты ударил меня намного сильнее, чем предполагаешь.
Селлерс отпустил меня. Вытащил из кармана сигару. Несколько секунд пожевал ее во рту. Потом сказал:
— Ладно. Убирайся отсюда!
Я вернулся к себе в агентство. Взял у секретарши конверт с фотографиями, который сам отправил себе по почте. В кабинете у меня на столе лежала записка.
Баффин просил меня как можно скорее приехать в его ресторан.
Когда я прибыл туда, у Баффина был вид затравленного волка.
— Брентвуд в Сан-Франциско подал в суд на местную газету, обвиняя ее в дезинформации и дискредитации личности, — нервно сообщил он.
Я молча кивнул.
Меня собираются вызвать на суд свидетелем.
В газете сообщалось, что я присутствовал на встрече некоторых политиков и бизнесменов в Сан-Франциско, на которой, по утверждению газеты, Брентвуд домогался у присутствующих денег. Газета утверждала, что его поведение следует рассматривать как попытку получить взятку. В этой статье мое присутствие на встрече приводилось как основное доказательство того, что такая встреча вообще имела место. Поэтому на суде я должен дать показание, что меня в тот день вообще не было в Сан-Франциско. Я был здесь. В Лос-Анджелесе. Собственно, для этого и был продуман трюк с шантажом.
— Для того чтобы получить подтверждение своим показаниям на суде?
— Да.
— Предполагалось, что Калверт на суде должен будет подтвердить историю с шантажом?
Баффин заерзал на стуле.
— Если бы это оказалось необходимым, — наконец выдавил он из себя.
— Но теперь Калверт мертв. Он не может давать никаких показаний. И вы сели в лужу.
— Это почему же?
Теперь вы не можете доказать, что в то время были в Лос-Анджелесе.
Я неторопливо открыл свой кейс и вынул из него фотографии, которые я сделал возле «Рэстебит-мотеля».
— Эти снимки вам что-нибудь напоминают? — спросил я.
Он внимательно посмотрел на них. Потом признался:
— Они очень похожи на фотографии, состряпанные Калвертом для шантажа.
— В самом деле, они очень похожи, — подтвердил я. — И те и другие сделаны с одной точки. И те и другие появились на свет, потому что их снимали с задней мыслью.
— Вы уже говорили об этом раньше.
— Говорил. Теперь пришло время повторить это снова. И кое-что добавить: эти снимки имеют точную дату.