— В Уайтчепеле.
— И ты готова съездить, чтоб посмотреть, там ли она еще? — Это был почти вызов!
Элизабет медлила. А если их там уже нет? Впрочем, кроме неоправдавшихся надежд, она ничего не теряет.
— Да, я готова, — твердо ответила она.
— Тогда мы нанесем им визит до того, как отправимся в Солтмарш.
Через десять минут они покинули Кентль-коттедж и направились на восток, врезаясь в уличное движение Лондона. День был холодным и ясным. Резкий ветер трепал вывески и навесы и гонял по небу похожие на дымовые сигналы рваные облака.
Только когда они подъезжали к Уайтчепелу, Куинн прервал молчание:
— Ты знаешь адрес?
— Я не помню названия улицы, — призналась Элизабет, — но это за углом Рокуэлл-роуд. На углу стоял большой старинный трактир, выкрашенный в синий цвет.
Доехав до середины Рокуэлл-роуд, Куинн вдруг сказал:
— Похоже, это здесь. Крентон-стрит.
— Да, она. — Элизабет оживилась. — Теперь вспомнила. Там тупик, и контора в самом конце.
Они проехали вдоль всей улицы, однако там, где она надеялась увидеть напоминавшие бюро ритуальных услуг окна, которые она запомнила пять лет назад, стоял ярко раскрашенный мини-маркет. Итак, они остаются ни с чем...
— Похоже, это там. — Странно глухой голос Куинна прервал ее мрачные мысли. Она проследила за его взглядом и поняла, что смотрела не на ту сторону улицы.
Он остановил машину у кромки тротуара и помог Элизабет выйти. Черная с позолотой надпись на стекле гласила: «Фиркин и Джонс. Адвокаты». Надпись слегка шелушилась, и вся контора производила впечатление некогда процветавшего респектабельного заведения.
Аккуратно одетая женщина средних лет подняла голову из-за письменного стола:
— Доброе утро. Чем могу вам помочь?
Элизабет от волнения не сразу овладела голосом:
— Мы с мужем надеялись кое-что выяснить относительно небольшого наследства, которое я получила около пяти лет тому назад. Его сдали сюда на хранение до моего двадцать первого дня рождения мистер и миссис Кристофер Меррилл, мои приемные родители, действовавшие в интересах моей настоящей матери.
— Как вас в то время звали?
— Джозиан Элизабет Меррилл. Я приходила по вашему объявлению.
— Вы не могли бы сказать, кто из партнеров занимался делом?
— Мистер Джонс.
— Узнаю, есть ли у него время. Не желаете ли пока присесть?..
Элизабет села, а Куинн остался стоять, небрежно засунув руки в карманы куртки и прислонившись широкими плечами к стене. Небрежная поза не могла скрыть его напряжения.
Секретарь, побыв в святая святых, вернулась через несколько минут.
— Мистер Джонс примет вас. Пожалуйста, пройдите сюда.
Они прошли за ней в душный, жарко натопленный кабинет. Маленький, невзрачный человечек с черепообразной головой, хитрыми голубыми глазками и неправдоподобно черными волосами встал им навстречу.
Он. Она узнала его. Сердце у Элизабет забилось.
— Прошу садиться. — Человечек указал им на пару обитых красной кожей стульев, когда-то шикарных, но теперь сильно потертых. — Итак, чем могу быть полезен?
Элизабет повторила то, что уже сказала секретарю.
Адвокат открыл лежавшую на столе папку, посмотрел в нее и спросил:
— Ваш день рождения — семнадцатое сентября, а имя вашей настоящей матери — Элизабет Смит?
— Верно, — оживилась она.
— Что именно вы желаете узнать?
Она не успела ответить — Куинн поторопился задать вопрос:
— Вы не могли бы сказать, какова была форма наследства?
— В описи числится пара старинных серег. — Мистер Джонс поднял на них глаза. — Но если память мне не изменяет, они были чрезвычайно оригинальны. Работа мастера семнадцатого века. Я всегда интересовался этим. Превосходный экземпляр.
Куинн вытащил из кармана кошелек, вытряхнул на ладонь серьги и показал их адвокату:
— Что-нибудь в этом роде?
Острые голубые глазки впились в серебристые завитушки.
— Точно такие.
— Спасибо. — Куинн положил серьги обратно в кошелек и встал. — Не станем более отнимать у вас время.
Взяв Элизабет под руку, он поднял ее со стула. На пороге она обернулась, чтобы тоже поблагодарить. В машине Куинн повернулся к ней:
— Кажется, я должен извиниться.
Она качнула головой:
— Не нужно мне извинений. Я просто рада, что ты теперь знаешь правду.
Куинн, однако, явно не выражал восторга. Лицо у него было неподвижным и серьезным, как будто правда оказалась для него весьма неприятным сюрпризом.
Ежась и недоумевая, Элизабет погрузилась в свои мысли.
Первая половина пути прошла в тяжелом молчании. Куинн старался вообще не смотреть на нее.
Ближе к вечеру они остановились в деревенском пабе, чтобы перекусить, но оба не могли есть.
Вторая половина путешествия оказалась еще хуже. Лицо Куинна мрачнело, и Элизабет совсем пала духом.
На побережье был отлив, и они быстро миновали косу, так что Элизабет даже не вспомнила о своей первой неудачной переправе.
В доме Куинн, одержимый какими-то своими мыслями, направился прямо в кабинет.
Элизабет повесила пальто и пошла за ним.
В кабинете Куинн вытаскивал из сейфа какие-то вещи и стопками складывал на столе. У него было странно неподвижное лицо и какая-то обреченность в движениях — как будто он был уже готов к неминуемой беде.
Было холодно. Элизабет удивилась, почему так заботившийся о ее комфорте Куинн не нашел времени развести огонь.
Уже не сомневаясь, что случилось что-то ужасное, она разгребла золу, набросала в камин хвороста и разожгла огонь. Когда пламя охватило сухие ветки, она подкинула поленьев и, съежившись, села у огня, устремив взгляд на Куинна.
Он почти опустошил сейф, когда наконец добрался до продолговатого футляра. Нажав ногтем на замочек, он поднял крышку.
Ей показалось, что он простоял целую вечность, неподвижно уставившись на футляр. Потом подошел и протянул его ей.
На черном бархате лежала серебряная с перламутром брошь, искусно изогнутая в виде русалки, — прекрасное старинное украшение.
У Элизабет перехватило дух. Она безмолвно подняла глаза на Куинна.
Он вынул из кошелька серьги, положил их рядом с брошью и странным, каким-то бесцветным голосом произнес: